Смертельная инъекция больно ли. Как на самом деле работает смертельная инъекция? года назад впервые была проведена смертная казнь посредством смертельной инъекции

Смертельная инъекция вводится преступникам, осужденным на смерть за совершение особо тяжких преступлений. Такая казнь распространена в ряде Штатов в США, а также некоторых других странах. Считается одним из самых гуманных вариантов убийства приговоренных преступников.

Инъекция с летальным исходом

Смертельная инъекция применяется в:

• Некоторых Штатах в США.
• Китае.
• На Филиппинах.
• Таиланде.
• Во Вьетнаме.

Многие Штаты заменили инъекцию на казнь на электрическом стуле, посчитав это гораздо более гуманным способом.

Заключенный фиксируется на специальной лежанке. Затем инъекция вводится ему внутривенно. Она содержит яд, который убивает преступника буквально за 5-15 минут. Также могут вводиться обезболивающие или седативные средства, чтобы смерть наступила как можно более безболезненно и быстро. В таких случаях заключенный не должен ничего чувствовать. Увы, информации о последних минутах жизни не существует, протестировать и узнать ощущения невозможно.

Сама процедура напоминает больничное введение лекарственного препарата. В США работают медсестры, которые устанавливают иглы. Инъекция же вводится кем-то из сотрудников тюрьмы после того, как зачитывается окончательный приговор. За самим процессом могут наблюдать приглашенные зрители, обычно это родственники заключенного или те люди, которые из-за его преступных действий пострадали.

Еще в древности проводились умерщвления преступников ядом. Такую казнь, выпив чашу яда цикуты, принял известный мыслитель античности Сократ.

Применение смертельной инъекции в США

В Штатах долгое время повсеместно использовался «техасский коктейль». Эта смертельная инъекция вводилась следующим образом:

• Заключенный фиксировался на специальном кресле, в вены вводились две трубки.
• Сначала запускался натрия тиопентал: препарат, который применяется для анестезии.
• Следующим вводился павулон, парализующий в кратчайшие сроки дыхательную систему.
• Заканчивал казнь хлорид калия, который приводил к остановке сердца приговоренного.

После того, как эта система начала применяться, начались и судебные процессы. Некоторые считали, что смерть посредством введения «техасского коктейля» (который так был назван потому, что впервые активно использоваться начал именно в Техасе) является неоправданно болезненной для заключенного. Однако, смерть наступала за 5-8 минут после введения инъекции, установить точно порог болезненности невозможно.

Начали проводиться судебные процессы. После них ряд штатов поменял «техасский коктейль» на смертельную дозу барбитуратов. Но в некоторых штатах он применяется до сих пор. Техас от коктейля не отказывался точно, а вот в Огайо состав заменили.

В одних штатах возможна только такая казнь. В других предлагаются альтернативные (например, казнь на электрическом стуле). Выбор предоставляется обычно самому заключенному. После того, как смерть наступает, приставленный к тюрьме врач объявляет время смерти. Тело могут отдать родственникам либо похоронить за счет государства. За процессом введения инъекции обычно наблюдают зрители. Сама кушетка располагается в пустом помещении, огражденном плотным стеклом. За стеклом - скамьи для зрителей.

Критика смертельных коктейлей

Эта казнь, будучи одной из самых гуманных, все равно вызывает бурную критику среди людей. Основные причины, по которым смертоносная инъекция может быть названа неоправданно болезненной и негуманной:

• Дозировка препаратов часто нарушается, по результатам некоторых вскрытий известно, что количество обезболивающего средства в крови оказывалось меньше, чем требовалось.
• Хлорид калия при недостаточном количестве обезболивающего и анестезирующего средства приводит к мучительной смерти от удушья, что совершенно негуманно.
• Недостаточность квалификации персонала: не каждая медсестра, приставленная к процессу (а не каждая и согласится работать добровольным палачом) может быстро и точно установить иглу. Медики же принимать участие в этом не могут: это напрямую противоречит клятве Гиппократа и запрещается медицинской ассоциацией.

Казнь в Китае проводится вообще в мобильных фургонах, что позволяет ее значительно удешевить. Причем там смертельная инъекция вводится при участии квалифицированных врачей. Известно также, что органы убитых преступников зачастую отправляются на нелегальную трансплантацию после того, как казнь была совершена.

КАК ВЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕТЕ В КАМЕРЕ, ГДЕ ПРИВОДЯТ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОР?

Там, знаете, очень похоже на операционную, воздух такой — с прохладицей. Обстановка там довольно простая, собственно, кроме специальной койки ничего и нет, только плексигласовое стекло, чтобы можно было наблюдать, а за ним — скамейки, как в церкви. Туда сажают свидетелей, которые смотрят на заключенного на койке.

КАКОВА ВАША РОЛЬ ВО ВРЕМЯ КАЗНИ?

Когда заключенного вводят в камеру и привязывают к койке, заходим мы. Потом все, как в больнице: делаешь с ним то же самое, что и с обычным пациентом. Мы всегда с ними разговаривали и подробно им описывали, что делаем. Сначала надеваем на него жгут, потом обрабатываем спиртом, потом вставляем обычный катетер для внутривенных инфузий, по нему течет обычный физраствор. А потом уходим с объекта.

О ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ИЩЕТЕ ВЕНУ СМЕРТНИКА?

В этот момент я думаю о том, что мне нужно сделать внутривенное переливание. Обычно мы поддерживаем беседу с заключенными. И они с нами всегда очень милы. Иногда даже говорят что-нибудь вроде: «А это совсем не так больно, как я думал». Так что они как обычные пациенты. Даже если умерщвляешь кого-нибудь, хочешь, чтобы это была как можно более быстрая и как можно менее болезненная процедура, хочешь оказать человеку уважение.

НУ А ПОТОМ, КОГДА ВЫ ВСЕ СДЕЛАЛИ БЫСТРО И БЕЗБОЛЕЗНЕННО?

Мы потом уходим за специальную занавеску. После этого, собственно, все и начинается — читают приговор, запускают свидетелей. Потом делают инъекцию… и все — что твой чиновник, что тюремное начальство, что свидетели, что охранник самый последний — они все очень тихо сидят. Смерть приходит быстро. Если посчитать, от начала инъекции до конца — шесть, семь, самое большее восемь минут. Ну а потом ты вроде как уходишь, и все… Особо даже не думаешь.

А О ЧЕМ ГОВОРИТ МЕДПЕРСОНАЛ ДО И ПОСЛЕ ИНЪЕКЦИИ?

Пока мы ждем, мы вообще-то говорим о чем только можно, обо всем, но только не об этом. Мы стараемся не сосредотачиваться на том, что произойдет. Знаете, мы можем даже обсуждать, кто что съел на ужин, или основную работу, с которой только что ушли, или семьи. Обычные такие разговоры.

НУ А КАК ЖЕ КЛЯТВА ГИППОКРАТА, «НЕ НАВРЕДИТЬ»? ПОЛУЧАЕТСЯ, ВЫ НЕ ЗАБОТИТЕСЬ О СВОИХ ПАЦИЕНТАХ.

Во время казни я отношусь к ним как к людям, которые смертельно больны. Когда их осудили, им вынесли диагноз — смертельная болезнь. Все эти апелляции, которые они подают — это такая химиотерапия, радиация, типа того. И если апелляции не удовлетворили, смертельная болезнь приходит к своему естественному концу. Поэтому я считаю, что, как и любой другой пациент, они хотят достойно дойти до этого конца. А достоинство, как мне кажется, они могут себе обеспечить в том случае, если им помогают специально обученные люди.

ВАМ БЫЛО БЫ ТЯЖЕЛО, ЕСЛИ БЫ ВЫ НЕ ПРОСТО СТАВИЛИ КАТЕТЕР, А НАЖИМАЛИ БЫ КНОПКУ И ОТПРАВЛЯЛИ ИМ В КРОВЬ ЯД?

Я бы не хотела делать сами инъекции.

Это, наверное, довольно странно, потому что, если честно, особой разницы я не вижу… Я не против вставлять в вену иголку, потому что я это умею, я этому училась. Но отвечать за передозировку — этого мне бы не хотелось.

ТО ЕСТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДЛЯ ВАС ВСЕ ЖЕ СУЩЕСТВУЮТ?

А КАК, В КАКОЙ МОМЕНТ ВЫ ДУМАЕТЕ ОБ ЭТОМ?

Знаете, я верю в смертную казнь, и я верю, что, когда кто-то доходит до инъекции, они ведь, знаете, уже подали все свои апелляции — и их отклонили. Но я думаю, что саму инъекцию должен делать кто-то из тюремной системы.

ПОТОМУ ЧТО ДАТЬ КОМУ БЫ ТО НИ БЫЛО ПЕРЕДОЗИРОВКУ, ЭТО ДЛЯ ВАС ЧТО?

Этого нельзя делать сознательно.

КОГДА КТО-НИБУДЬ ГОВОРИТ ВАМ: КЭРЕН, ТЫ КАК МЕДСТЕСТРА СТАЛА АГЕНТОМ ГОСУДАРСТВА. И ЭТО ГОСУДАРСТВО ИСПОЛЬЗУЕТ ТВОИ НАВЫКИ В СВОИХ ЦЕЛЯХ, ДЛЯ УБИЙСТВА. ЧТО ВЫ НА ЭТО ОТВЕЧАЕТЕ?

Вообще-то я этого не чувствую. И я медсестра не только в тюрьме для смертников. И несмотря на то что, может быть, пару раз в год я работаю на государство и помогаю им приводить в исполнение приговоры, я не чувствую, что это принижает меня как медсестру. И как человека. Просто кто-то ведь должен это делать. Мне кажется, что я фактически призвана это делать, потому что у меня есть все необходимые навыки.

ПОНИМАЮ, ЭТО ТРУДНЫЙ ВОПРОС, НО СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ СЕБЯ ПАЛАЧОМ?

Нет. Не считаю. Я не знаю никого, кого считала бы палачом. Даже людей, которые нажимают кнопку, я палачами не считаю. Я так себе это представляю, что палач — это государство. А мы просто следуем процедуре.

РАССКАЖИТЕ О КАЗНИ, КОТОРАЯ ДЛЯ ВАС БЫЛА ПО‑НАСТОЯЩЕМУ ТЯЖЕЛОЙ.

Был один заключенный, который уже после совершения преступления обратился в христианство и очень много об этом рассказывал. Но когда пришло время его казни и он произносил свое последнее слово, все, о чем он говорил, — это какие замечательные люди работают в тюрьме, как они ему помогали все эти годы и относились к нему как к человеку. А потом сказал, что, хотя он знает, что спасен и попадет на небеса, Бог ждет, что он понесет наказание за свое преступление… и человеческое наказание за убийство, которое он совершил, — смерть. Так что он принимает его по доброй воле. Плакали все, даже все офицеры. Знаете, как-то особо не ждешь, что эти здоровенные ребята заплачут, особенно по заключенному. А тут — у всех глаза на мокром месте. И это было хорошо… потому что он по доброй воле принял наказание… Такое не забывается.

ВАС КОГДА-НИБУДЬ ПРИТЕСНЯЛИ ЗА ТО, ЧТО ВЫ ПРИНИМАЕТЕ УЧАСТИЕ В КАЗНЯХ?

Меня-то можно считать, что и нет, если сравнить с другими людьми, с которыми я работала… Некоторым докторам вообще подкидывали записки в машины, звонили и называли убийцами. Конечно, все сводилось к таким вот запискам, но ведь никогда не знаешь, что у этих людей на уме.

МЫ ГОВОРИЛИ С ПЯТЬЮ ВАШИМИ БЫВШИМИ КОЛЛЕГАМИ, ВРАЧАМИ, КОТОРЫЕ УЧАСТВОВАЛИ В КАЗНЯХ. НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ СОГЛАСИЛСЯ НА ИНТЕРВЬЮ, ДАЖЕ НА УСЛОВИЯХ АНОНИМНОСТИ. ВАС ЭТО УДИВЛЯЕТ?

Не особо, как раз из-за нападок, которым многие из них подвергаются. Я могу понять, почему им страшно, — они боятся потерять свою практику, боятся за свою карьеру. Думаю, больше всего они боятся реакции своих пациентов.

А ЧЕГО БОЯЛИСЬ БЫ ВЫ, ЕСЛИ БЫ НАЗВАЛИ СВОЕ ИМЯ И ПОКАЗАЛИ ЛИЦО?

Что люди, с которыми я сейчас работаю — пациенты, их близкие и все такое, что кто-нибудь из них меня увидит и решит, что я убийца. Мол, «как я могу доверить вам жизнь близкого человека, если вы занимаетесь этим».В районе, где я живу, большинство людей относятся с пониманием, и даже поддерживают. Но людям, которые меня не знают, я предпочитаю ничего не рассказывать.

Неизвестный объект Кэрролл Пикет, священник-аболиционист 15 лет (в 1982—1997 годах) был капелланом в тюрьме «Стены» в штате Техас, окормлял 95 заключенных-смертников, автор книги «В этих «Стенах», порицающей смертную казнь

ЧТО ЗАСТАВИЛО ВАС СТАТЬ КАПЕЛЛАНОМ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ?

Я служил в Техасе, в городе Хантсвилл. Однажды мне позвонил руководитель системы местных тюрем — он был прихожанином моей церкви — и попросил год у него поработать. Я согласился, и он определил меня в тюремный блок «Стены». Тогда смертные казни там еще не исполнялись.

КАК ВЫ ОТНОСИЛИСЬ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ СТАЛИ КАПЕЛЛАНОМ?

Я был типичным техасцем. Я вырос в Южном Техасе, где шериф был королем округа, который не ошибается. Смертная казнь воспринималась как отмщение, и я думал, что так оно и должно быть. Так в наших краях думало большинство. Дикий Запад, можно сказать.

ЧТО ВЫ ПОЧУВСТВОВАЛИ, КОГДА В 1982 ГОДУ УЗНАЛИ, ЧТО В ВАШЕЙ ТЮРЬМЕ БУДЕТ КАЗНЬ?

Мы все были шокированы. Это был первый опыт использования смертельной инъекции, в то время никто в мире еще ни разу этого не пробовал, к тому же никто из нас никогда не видел казни. Мы все ждали этого с очень-очень сильной тревогой.

КАК ВЫ СПРАВЛЯЛИСЬ СО СВОЕЙ ЧАСТЬЮ РАБОТЫ?

Я воспринимал это не как работу, а как служение. В нашем блоке был тюремный госпиталь, и там, на третьем этаже — мы называли его «коридором смерти», — содержались люди, которые умирали от рака, СПИДа и так далее. Я навещал их, был рядом с ними, когда они умирали. Это было моим служением. Когда начались казни, я отнесся к этому как к служению умирающему человеку. Мне было необходимо отстраниться от мысли о том, что смертельная инъекция — это не вполне то же самое, что любая другая смерть.

ОПИШИТЕ ВСЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ДЕЙСТВИЙ С ТОГО МОМЕНТА, КОГДА ПРИГОВОРЕННОГО ПРИВОДЯТ В КОМНАТУ ИСПОЛНЕНИЯ СМЕРТНОГО ПРИГОВОРА, И ДО ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ЗАВЕРШЕНИЯ ПРОЦЕДУРЫ.

Я вместе с двумя надзирателями ждал в комнате для исполнения смертного приговора. Конвой из команды «коридора смерти» приводил туда заключенного. Они снимали с него наручники и кандалы, а затем наши надзиратели раздевали его и проводили полный обыск (включая обыск всех полостей), чтобы убедиться, что у него нет оружия. Затем его отводили в камеру. После этого приходил начальник тюрьмы и представлялся ему. Потом он представлял меня и советовал заключенному поговорить со мной. Это должно было немного снять напряжение — так заключенный мог иметь дело хоть с одним человеком, который не был одет в серое (цвет формы надзирателей. — Esquire). Сначала я просматривал его бумаги, чтобы выяснить, что он хотел сделать со своими деньгами и телом, а затем переходил к его списку посетителей. Все, что происходило после этого, касалось только нас двоих. Мы старались выполнить все, что хотел осужденный, если это было в пределах разумного. Около шести он принимал душ и ел свою последнюю трапезу. Некоторые ели, а некоторые нет. Есть такая книга — «Тайная вечеря: Знаменитые последние трапезы «коридора смерти», — в которой якобы перечисляется все то, что они там ели, но это не совсем точно. Там описано, что они заказывали, но некоторые из них ели, а некоторые — не могли.

В полночь приходила команда, которая должна была пристегнуть его. После того как мы получали официальное распоряжение, входил начальник тюрьмы, и я говорил: «Пора идти». Они отпирали большую тяжелую железную дверь, и заключенный с надсмотрщиками шли на два или три шага впереди меня в комнату казни. Они пристегивали его девятью ремнями. После этого входил начальник тюрьмы и спрашивал, не жмет ли ему где-нибудь, не болит ли чего. Иногда им не нравилось, что смялась рубашка или брюки, или что-то еще. Тогда надсмотрщики все поправляли, а потом уходили. Затем и начальник тюрьмы выходил, и тогда у нас было немного времени, около минуты, когда мы оставались наедине. Для заключенного это была последняя возможность что-то мне сказать. После этого возвращался начальник, который приводил посетителей (членов семьи. — Esquire).

Когда все входили, раздавался этот громкий, тяжелый звук двери — его я никогда не забуду. Она очень громко хлопала. Начальник тюрьмы спрашивал осужденного, есть ли у него последние слова. Обычно мы заранее репетировали речь. В девяти случаях из десяти я говорил ему, что если его последнее слово будет не слишком длинным, скорее всего, оно будет точно передано. Но корреспондентам тяжело там находиться. Некоторые падали в обморок, некоторым становилось плохо, — а из-за таких вещей процесс не прерывают.

Когда заключенный заканчивал говорить, я подавал сигнал начальнику тюрьмы, или сам заключенный поворачивал голову и закрывал глаза. Начальник тюрьмы снимал очки — это был сигнал, — и люди, находившиеся в комнате, из которой к осужденному были протянуты трубки, пускали тиопентотал натрия. Заключенный засыпал, обычно на это уходило секунд семь-двенадцать. Это настолько сильный препарат, что в большинстве случаев после этого я уже не мог прощупать пульс. Тем не менее после этого они вводили еще два препарата. Это продолжалось около шести минут. После этого входил врач, проводил краткий осмотр и констатировал время смерти. Я оставался с ним до тех пор, пока его тело не забирало похоронное бюро. А потом я говорил с его семьей, если они хотели.

КАКИМИ БЫЛИ САМЫЕ РАСПРОСТРАНЕННЫЕ СТРАХИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ЖДУТ СВОЕЙ СМЕРТИ?

Чаще всего они боялись, что будет больно. Больно — если это можно так назвать — было только в момент введения иглы. Кроме того, я вынужден был развеивать некоторые заблуждения. Например, они слышали, что в Техасе есть машина, которая иногда не работает; они вычитывали это в какой-то книге. До некоторых доходили слухи о том, что, если семья не забирает тело, его просто выбрасывают в канаву позади тюрьмы.

Неизвестный объект ЧАСТО ОСУЖДЕННЫЕ ИСПОВЕДОВАЛИСЬ В СВОИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ?

Довольно часто. Одна из процедур, которую мы разработали, заключалась в том, что в 10 часов я объяснял им всю процедуру. Я рассказывал, как их пристегнут, что будут делать при этом надсмотрщики, как будут введены иглы. Обычно у них было много вопросов. Поскольку с пяти часов к ним не допускали посетителей, я был единственным человеком, с которым они могли поговорить. Поэтому с десяти до полуночи они по‑настоящему раскрывались. Они говорили практически обо всем.

ПРОИСХОДИЛО ЛИ КОГДА-НИБУДЬ В КОМНАТЕ ДЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ СМЕРТНЫХ ПРИГОВОРОВ ЧТО-ТО ТАКОЕ, ЧТО ПО‑НАСТОЯЩЕМУ БЫ ВАС ПОРАЗИЛО?

Один парень захотел петь. Это многих удивило, особенно надсмотрщиков и начальника тюрьмы. Он готовился к смерти, но его вера была достаточно сильна, чтобы ему хотелось только петь. Он спел 15 песен, пел почти до полуночи.

ЧТО ВЫ ЛИЧНО ЧУВСТВОВАЛИ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЭТИМ ЛЮДЯМ?

Многие не могут этого понять, но с некоторыми из заключенных мы стали настоящими друзьями — настолько, насколько можно стать друзьями за один день. Я никогда не видел никого из них до того момента, как они приходили к нам в блок. И я никогда не читал их дела. Я узнавал, что они совершили, только если они сами мне об этом рассказывали.

ВАМ СЕЙЧАС ТЯЖЕЛО ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ?

Да, тяжело, потому что я вспомнил каждого из них. Большинство заключенных задавало мне один вопрос: «Как штат Техас может убивать людей за то, что те убивают людей, и при этом говорить, что убивать людей плохо?» Они постоянно об этом спрашивали, снова и снова, один за другим, и я думаю, что это правильный вопрос.

КАК ИЗМЕНИЛАСЬ ПРОЦЕДУРА ПРИВЕДЕНИЯ В ИСПОЛНЕНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ ЗА ТО ВРЕМЯ, ЧТО ВЫ СЛУЖИЛИ В ТЮРЬМЕ?

Когда мы начинали, мы не знали, что и как делать. Первые несколько раз мы пристегивали их в 11 часов вечера, чтобы в полночь они точно были готовы. Один из них, Джей Ди Отри, был пристегнут сразу после одиннадцати, и он лежал там практически до полуночи. Он провел почти час привязанным в комнате для исполнения смертных приговоров. Это было очень жестокое наказание. Мне это не понравилось, потому что все это время мы провели с ним там вдвоем.

КАКАЯ КАЗНЬ, В КОТОРОЙ ВЫ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ, БЫЛА САМОЙ ТЯЖЕЛОЙ?

Первая была очень тяжелой, потому что я впервые видел, как умирает здоровый молодой человек. Но, наверное, самым тяжелым был молодой мальчик, Карлос де Луна, у которого не было отца, и к концу дня он установил со мной отцовско-сыновние отношения и стал задавать мне вопросы, которые обычно сыновья задают отцам. Я сказал ему, что первый укол усыпит его, и что, скорее всего, это займет от семи до двенадцати секунд. Он, как и все они, хотел только, чтобы это произошло как можно быстрее. Я помню, что в тот раз медикамент действовал дольше. Он открыл глаза и посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Что происходит?» Это заняло больше времени, чем я ему обещал. Эти большие карие глаза — я до сих пор их вижу, спустя 15 лет.

СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ В СРЕДНЕМ ВАМ ТРЕБОВАЛОСЬ, ЧТОБЫ ПРИЙТИ В СЕБЯ ПОСЛЕ КАЖДОЙ КАЗНИ?

Не думаю, чтобы я оправился хоть от одной из них. Но я всегда должен был снова быть на работе на следующее утро в восемь часов. Однажды ночью у нас казнили двух человек подряд, одного за другим, и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь оправиться от этого.

ИСКАЛИ ЛИ СОТРУДНИКИ ТЮРЬМЫ БЕСЕДЫ С ВАМИ?

У нас бывали групповые беседы. Некоторые надсмотрщики уходили с работы, а некоторые просили перевести их. В этот процесс вовлечено много людей, которые страдают из-за этого. Жертва не одна, их гораздо больше. Не то чтобы я не обращал внимания на тех, которых убивали, но жертв было намного больше — в том числе я, начальник тюрьмы, другие участники, и кроме того, члены семьи осужденного. Чем дольше я служил, тем отчетливее сознавал, что мы просто создаем все больше и больше жертв.

КАК ВЫ ПРОДЕЛАЛИ ПУТЬ ОТ ОТСУТСТВИЯ СОБСТВЕННОГО ОТНОШЕНИЯ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ К ОСОЗНАННОМУ ПРОТИВОСТОЯНИЮ ЕЙ?

У меня есть чувство, что Бог хотел, чтобы я продолжал работать с этими людьми. Если бы мои чувства проявились раньше, чем я ушел оттуда… невозможно работать в тюрьме, не будучи на людях ее сторонником. Там было несколько надсмотрщиков, которые стали противниками смертной казни, и их попросили уйти или перейти в другое место. Я чувствовал, что, пока я остаюсь там, я должен думать только о том, чтобы сделать абсолютно все, что в моих силах, чтобы служить тому человеку, который должен умереть.

КАКОВЫ БЫЛИ ВАШИ ОЩУЩЕНИЯ, КОГДА ВЫ НАКОНЕЦ СМОГЛИ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ СМЕРТНОЙ КАЗНИ?

Моя пресвитерия (церковный руководящий орган. — Esquire) всегда поддерживала мою службу, несмотря на то что церковь выступает против смертного наказания. В тот день, когда я ушел оттуда, я смог сказать: «Я с вами, ребята. Я против этого, и теперь я сделаю все, что смогу». Кроме того, теперь мне стало намного проще с людьми, которые не принимали смертной казни и были при этом моими друзьями и моей семьей, хоть они никогда и не говорили мне, что им не нравится то, что я делаю.

ЧТО СЕГОДНЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО БЕСПОКОИТ ВАС В СМЕРТНОЙ КАЗНИ?

Ее бессмысленность. Это месть. Сейчас мы видим, как благодаря ДНК-анализу людей освобождают из Коридора смерти; выясняется, что, по меньшей мере, сто человек из тех, кто там находятся, невиновны. Смертная казнь — это болезнь нашего общества, это жестокое и странное наказание. Говоря в терминах юриспруденции, мы совершаем предумышленное убийство.

ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ ЗАЩИТНИКАМ СМЕРТНОЙ КАЗНИ?

Что таким образом мы создаем больше жертв, чем решаем проблем. И мы отнимаем то, что невозможно вернуть.

УЧИТЫВАЯ ВСЕ ТО, ЧТО ВАМ СЕГОДНЯ ИЗВЕСТНО, СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ БЫЛО ВРЕМЯ, КОГДА СМЕРТНАЯ КАЗНЬ ЯВЛЯЛАСЬ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ СПОСОБОМ ВЕРШИТЬ ПРАВОСУДИЕ?

Я не думаю, что когда-нибудь она помогала обществу или приносила ему облегчение. По моему мнению, и по мнению осужденных, жизнь в тюрьме без надежды на освобождение является намного более тяжелым наказанием. Однажды меня случайно заперли в камере размером 5 на 9. Поверьте, это не очень весело. Большинство этих людей жизнь в тюрьме страшит больше, чем возможность смертной казни.

Джим Брэззил, священник Преемник Пикетта на посту капеллана тюрьмы «Стены», окормлял 54 заключенных-смертника.

КАК ВЫ ВОСПРИНЯЛИ НОВУЮ РАБОТУ, КОГДА ПРИШЛИ СЮДА?

Я был пастором всю свою жизнь, проповедую с 28 лет. Быть капелланом — очень благодарная работа. Хотя и очень тяжелая работа. Прекрасное чувство — быть здесь каждый день, не только в дни казни, это ведь лишь малая часть того, что мы делаем, а именно каждый день работать с заключенными, с офицерами охраны.

А В ЧЕМ ВЫ ВИДИТЕ СВОЮ РАБОТУ, КОГДА ДЕЛО ДОХОДИТ ДО САМОЙ КАЗНИ?

Тогда самое главное для меня — быть рядом с заключенным. Когда я иду к нему в камеру, я оставляю снаружи все свои личные убеждения. Я иду туда Бога ради и во имя Иисуса. И для меня не важно, хочет ли заключенный причаститься этого или нет. Я иду туда в надежде, что смогу быть ему полезен. Если он хочет сидеть и весь день говорить о футболе — мы просто сидим и говорим о футболе. Если хочет рассказывать анекдоты — мы рассказываем анекдоты. Если он хочет петь — мы поем. Если он хочет послушать радио — мы слушаем радио. Все что угодно, если это хоть как-то поможет ему подготовиться к смерти. Вот чем мы занимаемся.

ПОМОГАЕТЕ ЕМУ НАЙТИ УТЕШЕНИЕ?

Утешение, мир, успокоение для его близких. Многие заключенные писали письма своим семьям, звонили им, чтобы попрощаться. А еще — чтобы привести свою жизнь в порядок и знать, что они уходят, не оставив ничего незавершенным.

КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К ЗАКЛЮЧЕННЫМ?

Исключительно как пастырь. Я забываю обо всех своих политических убеждениях, вообще о любых убеждениях. Я смотрю на них как на людей, которые умирают. И мне безразлично их прошлое. По крайней мере, я изо всех сил стараюсь не вспоминать об их преступлениях. Просто прихожу к ним и всеми силами наставляю на путь мира и единения с Господом.

Я ИМЕЮ В ВИДУ ЛИЧНЫЕ ЧУВСТВА. ОНИ ВАМ НРАВЯТСЯ?

Это зависит от личности. Но вообще-то — да, когда ты приходишь к людям, которые, как бы так сказать… Представьте себе камеру смертника. Все пути назад уже отрезаны. Все апелляции поданы, суды прошли, и у него уже нет никакой надежды выйти из этой камеры. Ты знаешь, что всего через несколько часов он умрет. И тогда все преграды рушатся. Есть только этот вот человек, только ты и он, и вы можете говорить без всякой боязни, ты можешь дать ему шанс просто побыть собой. Когда есть возможность обрушить все преграды, связь между людьми появляется очень быстро. И они становятся очень большой и важной частью меня самого.

ЭТО ТЯЖЕЛО?

Очень. Очень тяжело. Мне нужно не меньше трех дней, чтобы подготовиться к казни. Психологически, эмоционально, духовно. А потом нужно еще три дня, чтобы прийти в себя. Иногда даже дольше. Наверное, то же самое чувствует любой священник, который постоянно имеет дело с жизнью и смертью.

ВАМ НЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЕСТЬ НЕКОТОРОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ ИЛИ СКОРЕЕ ПАРАДОКС ВО ВСЕЙ СИСТЕМЕ ИСПОЛНЕНИЯ НАКАЗАНИЙ: ЧЕЛОВЕКА ПРИВОДЯТ В КАМЕРУ СМЕРТНИКА, УДОБНУЮ КОМНАТУ С КОНДИЦИОНЕРОМ; ЕМУ РАЗРЕШАЮТ ПРИНЯТЬ ДУШ; ЕГО КОРМЯТ — ЛЮБОЙ ЕДОЙ, КАКУЮ ОН НИ ПОЖЕЛАЕТ; РАЗРЕШАЮТ ПОЗВОНИТЬ И ВООБЩЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО С НИМ ОБРАЩАЮТСЯ. В ВАШЕМ СЛУЧАЕ — ПОМОГАЮТ ЕМУ НАЙТИ УТЕШЕНИЕ. А ПОТОМ УБИВАЮТ.

Ну, я его не убиваю, это раз. Я просто нахожусь рядом с ним, когда он умирает. Я его священник. Я его духовный советчик. А что касается смешанных чувств — конечно, они есть. Но знаете, я раньше работал с бригадами «скорой помощи». Приезжаешь на аварию, забираешься в развороченную машину, а там умирает человек, у которого раздавлена грудь или сломана шея. И вот, ты сидишь рядом с ним и держишь его, пока он не умрет или не истечет кровью. А потом едешь в больницу и садишься на кровать рядом с молодой матерью, у которой двое детей, а она умирает от лейкемии или рака легких, и держишь за руку ее, пока она не умрет. Или идешь в хоспис, где лежит человек, который уже очень давно смертельно болен, а ты изо всех сил стараешься хоть как-то облегчить его последние дни, последние часы. В тюрьме — то же самое. Я отношусь к этим людям точно так же, как к любому человеку на воле. Просто убираю из головы всю политику, и остается только пастырское служение.

НО ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ РАЗНИЦА МЕЖДУ ТЕМИ, КТО УМИРАЕТ ОТ БОЛЕЗНИ ИЛИ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ, И ТЕМИ, КОГО НАМЕРЕННО УМЕРЩВЛЯЮТ.

Когда доходит до смерти, все видят ее одинаково. По большому счету, эти люди были смертельно больны долгие годы, они сидели в камерах смертников по 12, 14, 18, 20 лет. И чувства у них примерно те же, что и у смертельно больных людей, которые вот-вот умрут.

ЧТО ОБЫЧНО ПРОИСХОДИТ С ПРИГОВОРЕННЫМИ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ В ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ИХ ЖИЗНИ?

Ну, на этот вопрос можно отвечать бесконечно. Возьмем, например, человека, которого все годы, что он сидит в камере смертников, по‑настоящему поддерживают его близкие. Не скажу, что это происходит очень уж часто, но иногда все-таки случается. Так вот, есть люди доброй воли, которые на свободе борются за него, посылают ему деньги, пытаются защитить его в суде. Все эти годы он настаивает на своей невиновности — просто потому, что его близкие смотрят на него и говорят: «Старик, ты такой замечательный человек, мы все за тебя, мы знаем, что ты невиновен, и мы хотим быть здесь, с тобой». И он проходит все эти бесконечные апелляции, зная, что они рядом. Он не говорит ни о чем и ни с кем здесь, в тюрьме, потому что знает — они рядом. Всякий раз, когда появляется хоть малейший намек на смерть, он его тут же отсекает: «Я не буду с вами об этом говорить. Я не хочу с вами ничего обсуждать. Я невиновен, и не намерен обсуждать все это». А потом приходит день, когда последняя апелляция подана и отклонена, и он понимает, что вот-вот умрет. И все надежды, вся эта тщательно выстроенная система рушится. Он внезапно осознает, что он зашел в комнату, из которой уже не выйдет. И тогда он уже всерьез обращается к тебе, так, знаете: «Капеллан, здесь только мы вдвоем. Ну да, я виновен. Я не могу сказать об этом своим близким, потому что они все это время были рядом со мной, и я не хочу причинять им боль. Довольно с них и того, что они увидят, как я умираю». Это — катарсис. В такие моменты они по‑настоящему раскрываются, им уже все равно, пусть все рушится и падает туда, куда упадет. И в этом и есть самая значимая часть моей работы — когда человек может выпустить из себя все и стать самим собой, наладить духовную связь, почувствовать умиротворение, прощение и раскаяние.

ПОСЛЕ ТАКИХ ИСПОВЕДЕЙ ОНИ РАССЛАБЛЯЮТСЯ, УСПОКАИВАЮТСЯ?

Да, и очень сильно. Иногда, когда я вхожу в камеру, они приседают, или отжимаются, или делают что-то еще, чтобы снять стресс. Но после того, как они получают шанс разрушить эти свои стены, они приходят в состояние полной расслабленности, полного покоя. Некоторые из них входили в камеру и говорили: «Знаете, я, конечно, все понимаю, не поймите меня неправильно, но вам никогда не удастся затащить меня на эту кушетку и привязать этими ремнями». Я был в камере с 54 людьми. И ни одного из них не пришлось вести туда силой. Все шли сами, исполненные достоинства, исполненные спокойствия, и сами запрыгивали на эту кушетку.

СЛЕЗ ТАМ ЛЬЕТСЯ НЕ СЛИШКОМ МНОГО?

Там пролилось много слез. Но не на людях. Много слез проливается в самой камере. Почти не было случая, чтобы заключенный не плакал. Знаете, нас всю жизнь учат: «Парни не плачут». Но когда ты приходишь туда, в камеру, можно дать волю чувствам. Ведь там только я и этот человек. Вроде как тайна исповеди, и приходят слезы. Они плачут по своим семьям, по своей мучительной жизни, это слезы сожаления, слезы искреннего раскаяния.

У ВАС ЛИЧНО ЕСТЬ ПОЗИЦИЯ ПО СМЕРТНОЙ КАЗНИ?

Нет, у меня лично ее нет.

ТО ЕСТЬ ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К НЕЙ НЕЙТРАЛЬНО?

Я предпочитаю вообще не касаться политического аспекта, просто потому, что я чувствую, что могу помочь этим людям пройти через все это, и такова моя цель. Моя позиция заключается в том, что я — священник.

МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ОДНИ КАЗНИ ДЛЯ ВАС ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ ДРУГИЕ?

Думаю, да. Легких казней не существует. Но все-таки нельзя вовсе отрешиться от каких-то конкретных обстоятельств. Вообще-то, чисто гипотетически, когда имеешь дело с человеком, у которого маленькие дети, или дети-подростки, или просто молодые дети, которых он ни разу не держал на руках, с которыми он никогда не гулял за руку, которые никогда не сидели у него на коленях, к которым он никогда не мог прикоснуться… Наверное, это и есть для меня самые тяжелые казни. Видеть боль ребенка, его злобу, его страх — то же самое, что общаться с самим заключенным.

НЕКОТОРЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ-СМЕРТНИКИ, И НЕ ТОЛЬКО ОНИ, ГОВОРЯТ, ЧТО ВИДЯТ СХОДСТВО МЕЖДУ КУШЕТКОЙ, НА КОТОРОЙ ОНИ УМИРАЮТ, И КРЕСТОМ. А ВЫ ЕГО ВИДИТЕ?

Нет. Смертная казнь для меня не явление религии. Смерть человека — да, а сам процесс — нет, это уже политика. А от политики я стараюсь держаться как можно дальше.

ВАМ САМОМУ НУЖНА ПОМОЩЬ ПОСЛЕ ВСЕГО ЭТОГО?

Да, мне нужно кому-нибудь выплакаться. И я плачу. Я выражаю себя. Моя семья меня очень сильно поддерживает, и многие другие люди тоже. С ними я чувствую себя спокойно. Я возвращаюсь домой и говорю, пишу, плачу, молюсь. Думаю, любой, кто фактически ежедневно имеет дело со смертью, понимает, что она никогда не превращается в рутину. Она становится частью тебя, и горе любого, кто с ней соприкасается, становится твоим горем.

А ДРУГИЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРИНИМАЮТ УЧАСТИЕ В СМЕРТНОЙ КАЗНИ — НАДЗИРАТЕЛИ, ВРАЧИ, — ОБРАЩАЮТСЯ К ВАМ ЗА ПОМОЩЬЮ?

Да, мы с ними часто говорим. Знаете, мне кажется, у многих складывается абсолютно неверное представление о людях, которые здесь работают. Это очень профессиональные люди. И очень чуткие люди. С ними мы говорим, плачем, смеемся, делаем все, что им необходимо. Потому что напряжение, горе здесь общие. Я знаю очень многих надзирателей, которые плакали из-за того, что им пришлось пройти.

СМЕРТЕЛЬНАЯ ИНЪЕКЦИЯ

’ Первая казнь методом смертельной инъекции состоялась в декабре 1982 г., хотя этот метод был официально принят законодательными собраниями штатов Оклахома и Техас еще в 1977 г. Жертвой этого эксперимента стал 40-летний чернокожий мужчина по имени Чарльз Брукс, которого в 1976 г. приговорили к смертной казни за убийство продавца подержанных автомобилей Дэвида Грегори из Форт-Уорта.

Брукс оказался первым человеком, казненным в Техасе за последние 18 лет, и его дело вызвало ожесточенные споры юридического и этического характера.

Подельщик Брукса, Вуди Лурдр, подал прошение о помиловании и получил 40 лет тюремного заключения. Поскольку так и не выяснилось, кто из двоих обвиняемых произвел роковой выстрел, несправедливость была налицо: два преступника, проходившие по одному делу и обвиненные в одном преступлении, получили разное наказание.

Американские медики решительно выступали против практики использования врачей для впрыскивания смертельной инъекции, а ассоциация американских медиков опубликовала заявление, в котором, в частности, говорилось:

«Использование смертельной инъекции как средства казни преступников не имеет ничего общего с профессией врача. Тот врач, который соглашается содействовать смертной казни, недостоин этого звания…»

В сентябре 1981 г. генеральный секретарь Всемирной медицинской ассоциации сделал в печати следующее заявление:

«Исполнение обязанностей палача не соответствует назначению врача, и долг его состоит не в том, чтобы карать преступников, тем более, если методология казни использует фармакологические препараты и медицинское оборудование, которые следует использовать сугубо для медицинских нужд. Единственная задача врача - установить факт смерти, коль скоро государство лишает жизни некоторых своих незаконопослушных граждан».

Спешно посовещавшись, за несколько минут до наступления полуночи суд подтвердил свое прежнее решение и отказался отсрочить смертную казнь.

Привязанного ремнями к больничной тележке, Брукса отвезли в помещение, в котором раньше находилась газовая камера. Дело происходило в Хантвилльской тюрьме. А тем временем адвокаты осужденного позвонили судье пятого окружного апелляционного суда, чтобы тот остановил приведение приговора в исполнение, однако за несколько минут до полуночи тот отклонил их апелляцию.

Сразу после полуночи врач осмотрел вены на руках приговоренного, чтобы удостовериться в том, что они достаточно велики для инъекционного катетера. (Обычная проблема с осужденными на смертную казнь наркоманами, у которых вены, как правило, слабые и покрыты рубцами. В таких случаях требовалось хирургическим путем обнажить более глубокую вену). В вену ввели иглу, подсоединили к ней резиновую трубку, проходившую по полу и через отверстие в стене в соседнюю комнату, где находился палач.

Среди свидетелей в комнате смерти была подружка Брукса, 27-летняя Ванесса Сэпп. После того, как парочка обменялась последними нежными словами и поцелуями, к приговоренному подошли два мусульманских священнослужителя и помогли ему воздать последнюю молитву Аллаху.

В 12.07 в вену ввели барбитурат натрия вдобавок к внутривенному соляному раствору, который уже начал держать вену открытой. Брукс сжал кулаки, приподнял голову в судорожной попытке глотнуть воздуха и впал в бессознательное состояние. Следующим ингредиентом смертельного коктейля был панкурони-ум-бромид, мышечный релаксант, достаточное количество которого парализует легкие; и третьим - калийный хлорид, вызывающий остановку сердца. В 12.16 Чарльз Брукс был мертв.

Смерть наступает от внутривенного введения нескольких смертельных препаратов. Проблема обнаружения подходящей вены у некоторых осужденных уже упоминалась мной, кроме того, в Техасе зарегистрирован следующий случай: в 1985 г. было сделано 23 попытки найти подходящую вену, на что ушло 45 минут, и все это время осужденный лежал привязанным к больничной тележке и насмешливо следил за действиями своих палачей. Затруднения могли возникнуть, если осужденный просто-напросто отказывался смириться со своей незавидной участью и начинал оказывать активное сопротивление. В этом случае яд вводился в главную артерию или в мышцу, что было отнюдь не безболезненно.

Другой случай описан в докладе Международной амнистии «Когда государство убивает…» (Лондон, 1989). Во время казни Раймонда Лэндри в декабре 1988 г. подающая трубка отскочила от иглы, и ядовитая смесь обрызгала свидетелей. По словам генерального прокурора штата Техас, давление в трубке было большим, чем могла принять вена.

Хотя смертельная инъекция является самым современным методом законного убийства, возможность ее применения обсуждалась в Америке уже 100 лет назад. В марте 1888 г. «Медицинско-правовой журнал» (Medico-Legal Journal) опубликовал пространную статью Дж. Маунт-Блейера, доктора медицины, озаглавленную «Лучший метод казни преступников», результат исследования, проведенного по заданию губернатора Нью-Йорка с целью разработки нового более гуманного метода казни преступников.

Инъекция морфина

Так же безболезненна смерть от подкожной инъекции морфина, кроме того, этот метод, кажется, наиболее гуманным. Подкожная инъекция - наиболее простой метод введения в кровообращение определенных медицинских препаратов, особенно болеутоляющих средств. Вот как проходит казнь методом подкожной инъекции морфина:

В назначенное время в камеру приговоренного к смерти преступника входит шериф в сопровождении двоих своих заместителей и двоих свидетелей, как это положено по закону. Шериф вводит под кожу преступнику 6 гранул сульфата морфина. Через несколько минут осужденный засыпает. Для верности шериф повторяет дозу. Через полчаса останавливается сердцебиение, и человек умирает без боли, конвульсий и борьбы. Выгоды этого метода очевидны: это - надежность, безболезненность, дешевизна, а также отсутствие безобразных сцен, сопутствующих смерти.

1. Никто не станет спорить о том, что результат предрешен. Если кого-то одолевают сомнения в том, что доза окажется слишком малой, всегда есть возможность увеличить ее, сделав повторный укол, и тем самым ускорить конец преступника.

2. Приговоренный избегает страданий и боли; вряд ли легкий укол подкожной инъекции причиняет то, что можно назвать болью.

3. Отсутствуют конвульсии и обезглавливание - жуткое зрелище, в прежние времена сопутствовавшее казни через повешение. Осужденный просто засыпает и больше никогда не просыпается.

4. Многие преступники, приговоренные к смертной казни, осознав невозможность изменения приговора, делали все возможное, чтобы прославить себя в глазах друзей, и старались умереть весело, как герои. Отмена публичной смертной казни значительно уменьшила для них шансы покрасоваться перед зрителями. Смертельный же укол морфина, сделанный в тишине отдельной камеры, свел эти шансы почти к нулю.

5. Стоимость сооружения виселицы очень значительна. Стоимость же подкожного укола морфина - ничтожна. Может показаться недостойным обсуждения тот факт, что штат несет большие расходы, оплачивая судебные разбирательства по делам об убийствах, а также, как правило, выплачивая гонорары как защите, так и обвинению. Так пусть хоть последний акт трагедии обходится налогоплательщику по возможности дешевле.

В послевоенной Британии также слышались предложения использовать для казни преступников подкожную инъекцию и ингаляцию медицинских препаратов. В декабре 1947 г. в «Британском медицинском вестнике» появилась статья подполковника медицинской службы Джона Кэрри, в которой он в частности писал:

«…Я не вижу причин, почему расстрел, обезглавливание или электрический стул более предпочтительны, чем смертельная инъекция. Если нам нужно усовершенствовать институт смертной казни, поскольку отмена ее пока невозможна, следует рассмотреть возможность использования подкожной инъекции тиопен-тона с последующей длительной ингаляцией хлороформа».

«Сыворотка правды», противоречия смертной казни, жестокие убийства киркой и мучительная агония гуманной казни, нелегальная торговля органами, наркотическая зависимость Брежнева от снотворного, несправедливость «клятвы Гиппократа», два «брата-барбитурата» и свежие исследования вопроса - в ежедневной рубрике сайт «История науки».

В 1977 году судмедэксперт Джей Чапмен разработал метод, призванный заменить существовавшие на тот момент более жестокие казни: расстрел, электрический стул и газовую камеру. Основная концепция заключалась в том, чтобы ввести казнимому быстродействующий яд. Она была предложена еще за век до этого, в 1888 году, однако состав, который применяется в большинстве штатов США и по сей день, анестезиолог Стенли Дойч утвердил только в конце XX века.

Сначала осужденному предлагалось вводить внутривенно тиопентал натрия - смесь натриевой соли гомолога тиобарбитуровой кислоты с карбонатом натрия. В терапевтической дозе этот препарат, как и многие барбитураты, используется в качестве наркоза или снотворного. Это вещество во многих произведениях массовой культуры называют «сывороткой правды», якобы заставляющей жертву разбалтывать все тайны.

Затем в вену также вводится расслабляющий мускулатуру панкуроний (павулон), который блокирует двигательные нервы, связываясь с рецепторами ацетилхолина вместо самого ацетилхолина (этот процесс называется конкурентное ингибирование). Павулон парализует дыхательные мышцы (поэтому при хирургических операциях, где иногда используют этот препарат, необходима постоянная искусственная вентиляция легких). Одновременно с ним вводится хлорид калия, который нарушает разность потенциалов, основанную на балансе ионов натрия и калия и вызывающую сердечные сокращения. Таким образом, при введении KCl в больших дозах работа сердца останавливается.

Смесь назвали «техасским коктейлем», так как Техас стал первым штатом, который взял новый метод на вооружение. Первое применение смертельной инъекции произошло 7 декабря 1982 года: так был казнен Чарльз Брукс-младший, приговоренный к такой мере наказания за похищение и убийство автомеханика. Первой женщиной, казненной таким способом, в 1998 году стала Карла Фей Такер из Хьюстона, которая убила киркой двух человек, 27-летнего мужчину и его подругу.

Этот метод казни распространился и на другие государства, в том числе на азиатские страны (Китай, Вьетнам, Таиланд, Филиппины). В Китае, например, для этого используются специальные фургоны, в которых увозят заключенного и приводят приговор в исполнение, а затем многие его органы могут быть оперативно доставлены для трансплантации (не всегда легально). В 2014 году китайское правительство заявило, что пересадка органов будет производиться лишь с согласия подсудимого, но уследить за процедурой трудно, так как казненного кремируют без обязанности предъявления тела на какое-либо освидетельствование. При этом Daily Mail сообщает , что, например, из десяти тысяч операций по трансплантации почек, ежегодно проводящихся в Китае, менее 3% органов были легально получены от добровольцев.

В США также была разработана машина для введения смертельных инъекций, но во многих штатах она считается гораздо менее надежной, чем люди. С этим утверждением можно поспорить: зачастую персонал тюрем и армейских подразделений, проводящий подобную операцию, не обладает должными медицинскими навыками, из-за чего казнимый может подвергаться неоправданным страданиям. При этом профессиональным медикам в США, согласно этическим предписаниям, запрещено присутствовать при этой процедуре.

В результате имеют место случаи введения слишком низкой дозы тиопентанала, которой недостаточно для погружения человека в бессознательный сон и даже для обезболивания. Учитывая, что смерть после введения коктейля наступает через 8-15 минут и действие других его компонентов вызывает сильнейшие боли и удушье, сомнения в гуманности этого метода умерщвления вполне оправданны. Низкая квалификация персонала, проводящего казни, может доходить даже до того, что служащие не могут попасть в вену иглой с первого раза, и казнь затягивается на десятки минут. Иногда инъекцию случайно вводят внутримышечно, а не внутривенно, из-за чего страдания умирающего преступника могут длиться около получаса, как это случилось с Анхелем Диасом во Флориде (после этого случая в данном штате был наложен запрет на смертельные инъекции).

В ряде штатов прошли судебные разбирательства, в которых смертельная инъекция была признана слишком болезненным методом и заменена либо на введение однокомпонентной инъекции (барбитурата), использующейся для усыпления животных в ветеринарии, либо вовсе отменена. Так, в штате Огайо с 8 декабря 2009 года вместо «коктейля» проводились инъекции тиопентанала в более высокой дозировке. В Евросоюзе процедура смертельных инъекций и вовсе запрещена.

По данным исследования, опубликованного в The Lancet в 2005 году, 88% исследованных учеными случаев показало слишком низкую концентрацию обезболивающего вещества в крови казненных. В заключении авторы работы заявили, что при запрете участия врачей в процедуре нельзя быть полностью уверенными в надежности анестезии, поэтому от данного метода казни следует отказаться. Эксперты, придерживающиеся противоположной точки зрения, возражают, что тиопентанал, как и многие жирорастворимые лекарства, легко впитывается тканями. Так как фармакокинетика этого препарата после смерти не изучена, исследователи из Университета Майами не смогли поспорить с этим фактом, однако в 2007 году вышла их новая статья в PloS Medicine, где они проанализировали статистику казней в Калифорнии и Северной Каролине, а также обратились к данным ветеринарных клиник. Ученые получили доказательства того, что введение хлорида калия не всегда вызывало остановку сердца, а тиопентанал не всегда справлялся с ролью обезболивающего из-за неправильной дозировки препаратов. Таким образом, смерть наступает от удушья и сопровождается серьезными страданиями осужденного.

В обширном обзоре медикаментозных способов исполнения смертного приговора, опубликованном в конце прошлого года в журнале Research in social & administrative pharmacy, сообщается, что 86% казней на протяжении последних 39 лет проводится посредством летальной инъекции. В целом же число смертных казней постоянно снижается. Авторы отмечают, что, по данным опросов мнения врачей, участие в процедуре профессиональных медиков, запрещенное этическими предписаниями таких влиятельных организаций, как Американская медицинская ассоциация, на самом деле оправданно и не может стать причиной для порицания со стороны коллег.

Также в обзоре говорится, что препарат вызывает потерю сознания, седативный эффект и амнезию, а вот обезболивающее действие у него отсутствует, и, если когда-то он использовался широко, на данный момент в США он больше не производится. Это произошло с тех пор, как компания Hospira заявила, что не поддерживает «использование любого из наших препаратов для процедуры исполнения смертного приговора» и перенесла производство в Италию, где смертные казни отменены.

Подобная ситуация произошла и с альтернативой препарата, используемой для однокомпонентных инъекций, - похожим на него по своей структуре веществом пентобарбиталом, которое также относится к барбитуратам. Молекулы тиопентанала и пентобарбитала (торговое название его натриевой соли - «нембутал») отличаются только атомом серы и двойной связью в одном из сторон «шестигранника» - ароматической части молекулы. В 2011 году датская компания Lundbeck, главный производитель нембутала для США, отказалась от поставки препарата в тюрьмы.

Однако обе компании продолжают производить эти препараты для медицинских целей, а также эвтаназии.

Интересно, что нембутал, который, как и многие барбитураты, ранее широко назначался в качестве снотворного, также способен вызывать наркотическую зависимость. Леонид Брежнев, и без того уже имевший серьезные проблемы со здоровьем, после приема препарата начал все больше проявлять сонливость. У генерального секретаря даже появилась наркотическая зависимость и, по некоторым свидетельствам, именно это «сделало Брежнева пародией на Брежнева».

Возвращаясь к обзору медикаментозных методов смертной казни, хотелось бы процитировать фразу из заключения: «Совместный эффект нехватки традиционно используемых лекарств, недоступность участия в процедуре достаточно квалифицированных врачей и введение в процедуру новых лекарств без достоверных научных доказательств являются причиной последних проанализированных инцидентов в процессе экзекуции. По иронии судьбы, ни один из этих вопросов не кажется разрешимым до тех пор, пока существует смертная казнь».

ВСЕ ФОТО

В США в настоящее время действует несколько видов смертной казни, среди которых лидирующее положение занимают смертельная инъекция и пресловутый электрический стул. В 1977 году штат Оклахома первым перешел к практике казни осужденных с помощью укола.

Власти штата исходили из того, что электрический стул "слишком дорог в эксплуатации". Электрический стул был изобретен в 1886 году почти одновременно Вестингаузом и Эдисоном и предлагался как самый гуманный метод казни.

Состав смертельной инъекции разработал врач Стенли Дойч. Она состоит из трех химических компонентов. Первое вещество - пентотал натрия (sodium pentothal) - погружает приговоренного в глубокий сон. Павулон (pancuronium bromide) - парализует мускулатуру. Наконец, хлорид калия (potassium chloride) останавливает работу сердечной мышцы.

После проведения экспертизы в Техасском университете данный метод был одобрен. Вскоре он получил широкое распространение. Противники смертной казни дали ему название "техасского коктейля".

Сегодня из 38 штатов, которые после 1976 года вновь ввели на своей территории смертную казнь, только Небраска не прибегает к инъекциям, предпочитая им электрический стул.

В десяти штатах осужденным предлагают выбирать между инъекцией и другими методами, например, повешением или расстрелом. О смертной казни в США в среду пишет Liberation (перевод на сайте Inopressa.ru).

Напомним, что Техас традиционно лидирует по количеству казненных заключенных. Так, в прошлом году в тюрьмах штата Техас были казнены 33 человека - больше, чем в любом из остальных 38 штатов США, где смертная казнь разрешена законом. Причем Техас удерживает за собой это лидерство с тех пор, как в стране 20 лет назад был отменен мораторий на смертную казнь. За это время в его тюрьмах, согласно приговорам, жизни были лишены 298 человек.

За 2002 год в США казнен 71 преступник по сравнению с 66 в 2001 году. В то же время число смертных приговоров, выносимых судами, было самым низким за последние 20 лет.

Смертная казнь отменена в 67 странах мира

По данным правозащитных организаций, смертная казнь через повешение в настоящее время используется в 58 странах мира, в 33 из них такой способ лишить жизни приговоренного является единственным.

В трех странах мира осужденного убивают, отрубая ему голову. В шести странах Среднего Востока суд может приговорить виновного к такому виду казни, при котором его забьют насмерть камнями. В одной из африканских стран приговоренного к смерти могут распять. 73 страны своих осужденных расстреливают.

Смертная казнь полностью отменена в 67 странах. Отменена де-факто (то есть существует юридически, но практически не применяется) еще в 23 странах.

Как делают смертельную инъекцию

Смертельная инъекция является самым современным и одним из самых популярных методов смертной казни. Казнь с помощью инъекции происходит следующим образом.

Примерно за полчаса до казни смертника обыскивают, переодевают в хлопчатобумажные штаны, рубашку и тапочки без задников. Затем его отводят в комнату, где будет проходить казнь, кладут на специальное кресло и закрепляют ремнями. Представители властей и средств массовой информации, родственники смертника и его жертв, а также приглашенные лично осужденным могут наблюдать за казнью из специальных комнат, отделенных от камеры стеклами или односторонними зеркалами.

Преступнику, закрепленному в кресле ремнями, вводят в вены две трубки. По ним в организм смертника начинает поступать соляной раствор. Несмотря на наличие специальной машины для ввода смертоносных ядов, большинство штатов предпочитают использовать людей - для надежности. Ни преступник, ни свидетели их не видят: палачи отгорожены занавесом или надевают колпак на голову, отмечает ВВС.

В этот момент раздвигаются шторы, закрывающие окна комнат со свидетелями. Голова осужденного остается незакрепленной, чтобы он имел возможность посмотреть на присутствующих (в камерах, где стоят стекла, а не односторонние зеркала).

Сначала в организм смертника закачивается sodium thiopental, который используется при операциях для анестезии. В больницах его вводят в количестве от 100 до 150 миллиграмм, а приговоренный получает повышенную дозу - до 5 граммов, которые погружают его в глубокий сон. Затем по трубкам проходит pancuronium bromide, который парализует диафрагму и легкие. Этот яд начинает действовать через 1-3 минуты. Третий яд - potassium chloride - останавливает сердце.

На умерщвление приговоренного уходит от 5 до 18 минут после того, как дана команда на приведение приговора в исполнение. Его тело кладут в специальный мешок, поступающий к специалисту, который проводит аутопсию. После этого тело либо вручают родственникам казненного, либо предают земле за счет государства.