Пресечение провокаций в отношении сотрудников полиции. Всё об уголовных делах. Провокация преступлений сотрудниками правоохранительных органов

Формулирование понятия провокации преступления невозможно без анализа признаков, присущих провокации. Черты, характерные институту провокации преступления, можно рассмотреть по двум направлениям: во-первых, учитывая те, которые законодательно закреплены, а также их доктринальное истолкование.

Во-вторых, интересным представляется анализ научных разработок по данной теме, а именно, каким образом представители научного сообщества описывают провокацию преступления, выделяя те или иные признаки. Все это станет предпосылкой для наших собственных суждений о понятии и сущности провокации преступления в уголовном праве.

Ранее мы уже рассмотрели вопрос о социальной сущности провокации, и пришли к выводу о ее антисоциальной природе. Мы доказывали, что провокацию следует рассматривать как отклонение, явление, приносящее вред обществу. Данный вывод дает нам основание полагать, что провокация преступления является таким поступком, который должен быть запрещен под угрозой
наказания. Но для признания провокационного поступка преступным необходимо обоснование того, что данный поведенческий акт отличается общественной опасностью, что он причиняет вред или создает угрозу причинения вреда общественным интересам.

Как мы уже говорили, понятия провокации УК РФ не содержит. В качестве основы нововведений можно взять статью 304 УК РФ под названием «Провокация взятки либо коммерческого подкупа». Но отличительные черты провокации требуют обсуждения. Анализируя признаки провоцирующего поведения, которые законодатель описывает в конструкции действующего состава статьи 304 УК РФ, мы не принимаем их во внимание, как обязательные. Такой подход обусловлен как минимум двумя причинами: во-первых, в названной статье речь идет об отдельном виде провокации, а, во-вторых, в любом законе могут быть недостатки, мы не должны в теоретических суждениях связывать себя уже принятыми законодательными формулировками, если они не в полной мере отражают сущность правового явления.

В целом то обстоятельство, что статья 304 УК РФ содержит описание случая провокации взятки либо коммерческого подкупа, не мешает нам взять ее за отправную точку. Выбор именно двух преступлений (взятки и коммерческого подкупа) при закреплении уголовной ответственности за преступление провокации обусловлен повышенным вниманием государственной политики в деле борьбы с преступлениями коррупционной направленности . Как справедливо отмечают ученые, занимающиеся исследованием проблемных вопросов взяточничества в уголовном праве России, «особенностью оценки законодателем тех или иных деяний в качестве преступлений является ее связь с политикой самого государства на том или ином этапе его развития. Уголовные законы во многом обеспечивают проведение государственной политики в определенной сфере» .

Уголовно-правовое регулирование ответственности за провокацию именно взятки или коммерческого подкупа, как мы убедились ранее, имеет некоторые историю и научное описание. Поэтому можно сказать, что введение с принятием современного уголовного закона уголовной ответственности за провокацию именно взятки и коммерческого подкупа обусловлено историческими традициями как законодательной регламентации, так и доктринального толкования.

Уголовно-правовой запрет будет оправданным, когда он охватывает типичные и достаточно распространенные формы антиобщественного поведения .

Проведенный нами среди граждан опрос показал, что люди не протяжении своей жизни встречаются с различного рода провокациями (78,49%). Как правило, это касается конфликтных ситуаций, в которых провокатор стремится вывести провоцируемое лицо на определённый, выгодный для него результат.

Деяние провокации получило свое распространение. Большинство известных юриспруденции дел связано с провокациями со стороны правоохранительных органов. В науке уголовного права есть даже точка зрения о правомерности такой провокации, признание чего, повторимся, на наш взгляд, недопустимо. Наличие подобных мнений заставляет обращаться к теме полицейских провокаций, обосновывать их противоправность. Совершение провокации преступления другими неспециальными субъектами также может иметь место. Обвиняемые по уголовным делам периодически делают заявления о том, что их спровоцировали на совершение преступления, что на практике часто остается без должного внимания. Например, Судебная коллегия Пермского краевого суда приговор Свердловского районного суда г. Перми по делу № 22- 6547/2011 отменила с направлением дела на новое судебное рассмотрение. Среди не разрешенных судом нижестоящей инстанции вопросов отмечено
отсутствие мнения суда о высказанном в судебных прениях утверждении адвоката о наличии провокации со стороны правоохранительных органов по одному из эпизодов. Полагаем, что ошибки следствия и суда имеют место, так как все силы в ходе расследования направлены на написание обвинительного заключения, вопросы провокационной деятельности сложные, дискуссионные, не имеют официально принятых позиций.

Одним из доказательств того, что провокация преступления получила распространение в повседневной жизни и стала типичным поведением, может стать судебная практика.

Нами были изучены все опубликованные Обзоры судебной статистики о деятельности федеральных судов общей юрисдикции, размещенные на интернет-портале государственной автоматизированной системы Российской Федерации «Правосудие» . Названные обзоры размещены за период с 2004 года по первое полугодие 2014 года. Однако данные обзоры не содержат ссылок на рассмотрение судами дел о провокациях. Представляется, что причина отсутствия статистики в данных обзорах заключается в том, что, несмотря на наличие в их текстах упоминания о многих составах преступлений, обзоры не направлены на то, чтобы отразить число рассмотренных дел по каждому составу, предусмотренному УК РФ. Учитывая данное обстоятельство, мы предприняли попытку найти другие источники статистики дел о провокациях.

Состав провокации взятки либо коммерческого подкупа не включен также и в Краткие характеристики состояния преступности в Российской Федерации, публикуемые на сайте Министерства внутренних дел РФ. Мы изучили данный источник статистики за период с 2005 года по июль 2015 года. Отсутствие в Кратких характеристиках преступности состава статьи 304 УК РФ является предсказуемым, так как традиционно детальный анализ показателей преступности
затрагивает наиболее типичные проявления преступности, касающиеся, например, различных форм хищений, незаконного оборота оружия и наркотиков и т.д. Количество случаев применение органами следствия статьи 304 УК РФ очевидно не может конкурировать с практикой следствия по таким вышеназванным общераспространенным преступлениям.

Из Сведений о деятельности Следственного комитета Российской Федерации, опубликованных за период с 2013 года по июнь 2015 года на соответствующем сайте , также не следует упоминаний о составе провокации взятки либо коммерческого подкупа. Но это не показательно, так как если ознакомиться с названным источником, то мы увидим, что в него включена информация общего характера: о количестве сообщений о преступлениях, возбужденных дел и т.д. Что же касается статистики по конкретным составам, то она отсутствует ввиду того, что в отчет входят опять же только наиболее распространенные преступления (убийства, изнасилования, получение и дача взяток и т.д.). Таким образом, и в данной попытке нашего исследования статистики по статье 304 УК РФ мы вынуждены констатировать отсутствие статистической информации о преступлениях провокации взятки либо коммерческого подкупа.

Однако примечательно, что при использовании на сайте Следственного комитета Российской Федерации функционала поисковой строки, по ключевому слову «провокация» можно обнаружить массу публикаций новостной ленты с упоминаниями о случаях провокации преступления.

Далее, в поисках статистических данных о рассмотрении дел о провокациях взятки либо коммерческого подкупа, оперативно-розыскных провокациях, мы
обратились к Обзорам судебной практики, опубликованным на сайте Верховного Суда Российской Федерации. Были изучены обзоры практики за период 5 лет, с 2010 года по 2015 год (последний из опубликованных обзоров на дату их изучения приходится на 2015 год, №2).

Названные обзоры Верховного Суда РФ содержат разъяснения о наиболее актуальных и сложных делах. Они не содержат количественных статистических показателей рассмотренных дел, но в отличие от вышеприведенных источников более подробно описывают проблемные вопросы судебной практики и необходимые решения.

Упоминания дел о провокациях встречаются в рассмотренных обзорах Верховного Суда РФ неоднократно.

В Обзоре судебной практики Верховного Суда РФ за второй квартал 2011 года, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 28 сентября 2011 года, внимание обращено на уже упомянутое в нашем исследовании дело «Банникова против России» . Несмотря на то, что ЕСПЧ в данном деле не установил нарушение статьи 6 Конвенции, Верховный Суд РФ обращает внимание нижестоящих судов на обстоятельства данного дела и их оценку судами. На наш взгляд, это является свидетельством тому, что дела о провокациях являются сложными в рассмотрении и правильном установлении всех обстоятельств дела.

В п.7.2. Обзора судебной практики по уголовным делам о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, психотропных, сильнодействующих и ядовитых веществ, утвержденного Президиумом Верховного Суда РФ 27 июня 2012 года, достаточно подробно со ссылками на
состоявшиеся судебные приговоры по уголовным делам рассмотрена тема о недопустимости оперативно-розыскных провокаций .

В Обзоре судебной практики Верховного суда РФ за второй квартал 2013 года, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 20 ноября 2013 года приводится дело о незаконном сбыте наркотических средств, в котором Европейский Суд пришел к выводу, что «...уголовные разбирательства в отношении трех заявителей были несовместимы с понятием справедливого судебного разбирательства. Соответственно, имело место нарушение статьи 6 Конвенции» .

И, наконец, в самом последнем из опубликованных обзоров, а именно Обзоре судебной практики Верховного Суда Российской Федерации №2 за 2015 год, утвержденном Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 26 июня 2015 года, приводится еще одно дело о провокации. Обобщая практику Европейского Суда, Верховный суд РФ доводит до сведения нижестоящих судов решение по делу № 20696/06, 22504/06, 41167/06, 6193/07, 18589/07 «Еремцов и другие против России». Международный судебный орган установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство, выразившееся в том, что в основу обвинительных приговоров заявителей были положены доказательства, полученные в результате оперативно-розыскных мероприятий - проверочных закупок наркотических средств, проведенных без надлежащей проверки доводов заявителей об имевшей место провокации.

Таким образом, мы видим, что на протяжении последних 5 лет Верховный Суд РФ обращается к проблемам провокации преступлений. То есть тема понятия и юридической природы провоцирующего поведения востребована судебной
практикой. Вместе с тем, нельзя не отметить, что все случаи провокаций, о которых говорится в решениях высшей судебной инстанции, касаются оперативно-розыскной работы. Применительно же к составу преступления, предусмотренного статьей 304 УК РФ, разъяснений в обзорах не содержится.

В ходе поиска конкретных примеров уголовных дел о провокации взятки либо коммерческого подкупа нами использовалась государственная автоматизированная система Российской Федерации «Правосудие», раздел «Поиск текстов судебных актов». По ключевому слову «провокация» в рамках уголовного судопроизводства было найдено 18 780 дел (на дату 30.04.2016) llθ . Изучить все названные дела не представляется возможным, и мы не считаем это необходимым в целях доказывания того, что провокация преступления распространена в нашей жизни. Но, на наш взгляд, заслуживающим внимание является тот факт, что абсолютное большинство приведенных в названной информационной базе ссылок на провокацию затрагивают деятельность полицейского аппарата и категорию дел, связанных со сбытом наркотических средств. Это как раз те аспекты провокации, которые подробно проанализированы нами при рассмотрении социальной сущности провокации преступления, истории развития уголовно-правового института провокации преступления и современного состояния «провокации» (оперативно-розыскной и международно-правовой аспекты), а также некоторые другие проблемные вопросы, которые еще будут рассмотрены нами на следующих страницах нашего диссертационного исследования.

Обстоятельство отсутствия официальных статистических данных по составу статьи 304 УК РФ и одновременной распространенности явления провокации преступления подтверждается и в доктрине уголовного права: «К сожалению, статистика преступности не дает возможности представить четкую картину применения провокации в практике деятельности правоохранительных органов,
поскольку такой показатель отсутствует. Однако, судя по различным сообщениям в открытой печати, можно сделать обоснованный вывод, что такие случаи не единичны, а некоторые из них и вовсе выпадают из поля зрения деятельности правоохранительных органов. И неслучайно многие авторы открыто пишут об этом. Так, еще в 60-е годы А.Ф. Возный указывал, что, «судя по отдельным фактам, опубликованным в ведомственных актах, а также исходя из опыта работы, можно достаточно обоснованно заключить, что случаи провокации не единичны» . В наше время данный факт подчеркивают, например, А.А. Мастерков и О.А. Мансуров » .

Итак, несмотря на отсутствие в общем доступе статистических данных по статье 304 УК РФ, на основе имеющейся информации мы пришли к выводу о том, что деяние провокации приобрело социальную значимость и является распространенным явлением, особенно в оперативно-розыскной работе.

Тем временем, деяние провокации преступления социально опасно. Можно выделить круг общественных отношений, которым провокация причиняет вред.

В-первую очередь, это интересы правосудия, что следует из закрепленной в статье 304 УК РФ уголовной ответственности за провокацию взятки либо коммерческого подкупа. Данная статья отнесена в УК РФ к разделу X «Преступления против государственной власти» и помещена в главу 31 «Преступления против правосудия». Защита интересов правосудия в данном случае обусловлена тем, что, задача государства в борьбе с антисоциальными проявлениями не должна сводиться к искусственному созданию преступления, так как в таком случае не отвечает задачам правосудия и вредит нормальной
деятельности судебного органа. Совершенная провокация, в случае ее процессуального движения, передается на рассмотрение суда. Итогом судебного следствия будет разрешение вопросов наличия преступного деяния, причастности к нему подсудимого, его виновности, и т.д. Даже само рассмотрение в ходе судебного производства всех перечисленных в процессуальном законе вопросов требует значительных временных, кадровых, финансовых ресурсов государства, нацеленность которых на решение ложных проблем подрывает авторитет и силу правосудия.

Статья 45 Конституции РФ гарантирует каждому государственную защиту прав и свобод человека и гражданина. Такая защита невозможна без сильного, справедливого, независимого судебного органа, среди основных задач которого безотносительно национальной принадлежности суда является обеспечение справедливого судебного разбирательства. Категория справедливости является оценочной . Теоретически можно бесконечно рассуждать о том, что такое справедливый суд, а для осужденного он так может и останется неправедным. Когда речь заходит о справедливом судебном разбирательстве, обычно под данной правовой категорией понимается процедура, с помощью которой человек может восстановить свое нарушенное право. Процедура останется юридической фикцией и не будет действенна, если она основывается на ложных посылах: событии преступления и доказательствах его совершения. Вот почему для суда так важно соблюдение требований относимости, допустимости и достоверности доказательств по уголовному делу, соблюдение процессуальной стороны досудебного и судебного следствий. Защита прав граждан в их взаимоотношениях с другими, контроль за соблюдением прав и свобод человека и гражданина при производстве следственных действий, оперативно-розыскных мероприятий, установление действительных фактов по делу и привлечение виновных к юридической ответственности, также входят в задачи суда. Интересы суда
получают и уголовно-правовую охрану. На наш взгляд, провокация преступления по эмоциональным оценкам чем-то схожа с ложным доносом и фальсификацией доказательств, которые, также как и единственный уголовно-наказуемый вид провокации, относятся к преступлениям против правосудия.

Во-вторых, провокация преступления причиняет вред и тем органам, которые ведут досудебное следствие: органы дознания и предварительного следствия. Работа следствия предполагает оперативное и квалифицированное реагирование по каждому сообщению о преступлении. Следственные органы, как и суд, заинтересованы в том, чтобы привлечение к уголовной ответственности реализовывалось в конечном счете только в отношении виновных лиц и только по реальным преступлениям. Иначе страдает принцип процессуальной экономии.

Признание наличия вреда интересам правоохранительных органов в результате провокации является спорным в науке уголовного права. Есть точка зрения о социальной полезности провокации в том случае, когда ее источником (субъектом) являются сами правоохранительные органы, применяющие провокацию как более эффективный, иногда единственно возможный способ изобличения уже состоявшихся преступников. О потребности правоохранительных органов в таком методе борьбы с преступностью, как провокация, высказываются, например, А.А. Аникин . «Не вызывает сомнений и законность метода выведения оборотней в погонах на чистую воду - провокация» - по мнению Н.А. Колоколова . Провокация, совершаемая правоохранительными органами, не должна быть преступной также, по мнению Е.В. Говорухиной . С предложением включения в УК РФ нормы о провокации правоохранительных органов как обстоятельстве, исключающем преступность деяния, выступил С.Н.

Радачинский . Данный спорный вопрос требует отдельного обсуждения и будет подробно рассмотрен нами в параграфе о провокации, как обстоятельстве, исключающем преступность деяния, при оценке действий провокатора.

В-третьих, провокация непосредственно затрагивает права человека. В узком смысле это права, принадлежащие спровоцированному лицу, которое становится потерпевшим от провокации другого лица. В широком смысле - это права, которые принадлежат каждому человеку и потенциально могут быть нарушены при совершении провокации в отношении любого лица.

Среди гарантий, которые могут быть нарушены при провокации преступления, можно перечислить, например, право каждого на защиту своих прав и свобод всеми способами, не запрещенными законами (среди которых и право на судебную защиту); запрет использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона, при осуществлении правосудия. Особое внимание в практике Европейского суда по правам человека, а также в научных публикациях уделяется нарушению провокацией права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное каждому Конвенцией о защите прав человека и основных свобод . Полицейское принуждение к совершению преступления, получение доказательств только благодаря провокации, отсутствие оснований полагать, что преступление было бы совершено без вмешательства полицейских - вот основные доводы Европейского суда по правам человека в пользу незаконности провокаций полиции и признания нарушения прав человека.

Учитывая вышеизложенное, мы можем говорить о социальной опасности провокации преступления, о нарушении деянием провокации преступления нормальной жизнедеятельности людей. Общественная опасность провокации преступления носит объективный характер и не может отрицаться по причине отсутствия уголовно-правовой законодательной регламентации провокации
преступления. Как мы уже говорили, уголовная противоправность, наказуемость предусмотрена законодателем только в отношении провокации взятки или коммерческого подкупа. Однако, на наш взгляд, такой подход не оправдан существующей практикой злоупотреблений провокаторов и требует доработки. Для решения вопроса о криминализации провокации преступления необходимо обосновать содержательное определение провокации преступления. Для этого рассмотрим признаки провокации преступления.

Провокация преступления материализована. Она не является образом мыслей, намерением с точки зрения материального воплощения. Провокация преступления - это деяние, которое заключается в создании условий совершения преступления другим лицом.

Провокационное поведение выражается действием. Это скрытая для провоцируемого лица деятельность, поэтому со стороны потерпевшего деяние провокации как целенаправленная деятельность собеседника (провокатора) на создание чего-то определенного не воспринимается. Провокатор может создать обстановку, которая спровоцирует лицо на совершение задуманного провокатором.

Возможность совершения провокации путем воздействия не только на самого человека, но и на окружающую его обстановку подтверждается и представлением граждан о провокации: 67,84% опрошенных выбрали данный вариант ответа. В противовес этому только 28,14% респондентов считают, что спровоцировать человека на преступление можно путем использования явных методов убеждения (уговоры, подкуп, угрозы), а для 4,02% граждан достаточно ненавязчивого предложения совершить преступление.

Несмотря на то, что действия, совершаемые при провокации, направлены на провоцируемое лицо, последнее может этого и не ощущать или чувствовать влияние, но не осознавать, что оно исходит от провокатора. Фигура провокатора всегда остается в тени для провоцируемого лица. В ином случае провокация не состоится. Сознательное участие провоцируемого лица в задуманном провокатором плане подобно тому, когда человек сам себе причиняет вред, зная,
что этот вред приведет к отрицательным для него последствиям. Сознательное участие провокатора и спровоцированного лица в совершении одного деяния с точки зрения уголовного права может быть оценено, как соучастие.

Удавшаяся провокация порождает сразу два преступления: само преступление провокации и преступление, на которое провоцировали другое

При опросе граждан о том должен ли провокатор нести уголовную ответственность 88,55% опрошенных ответили положительно. При этом интересно: 42,77% граждан полагают, что ответственность должна наступить независимо от успеха провокации, и 45,78% считают возможным привлекать провокатора к уголовной ответственности только в случае успеха провокации, то есть когда спровоцированное лицо поддалось на влияние провокатора и совершило преступление.

Законодатель, описав в статье 304 УК РФ деяние провокации как «попытку» создания преступной обстановки, на наш взгляд правильно определил общественную опасность даже покушения на доведение преступления провокации до конца. Деяние состоит в создании обстановки, условий совершения преступления и даже если не удалось всеми усилиями привлечь провоцируемое лицо к совершению преступления, чтобы потом его изобличить, по нашему мнению это не исключает вреда общественным интересам, социальной опасности провокационной деятельности. Б.В. Волженкин высказался на этот счет следующим образом: «Определение провокации взятки и коммерческого подкупа в статье 304 УК как «попытки передачи» вовсе не означает отсутствие данного состава преступления, если провокация удалась и передача ее предмета состоялась. Используя такое описание преступления, законодатель просто переносит момент окончания преступления на более раннюю стадию, не связывая, таким образом, состав провокации взятки или коммерческого подкупа с той или иной реакцией провоцируемого лица» .

В 2013 году Верховный суд РФ дает свое собственное суждение по вопросу общественной опасности удавшейся провокации. Как сказано в абзаце 3 пункта 32 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 (ред. от 03.12.2013) «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» «передача в вышеуказанных целях должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, имущества, оказание им услуг имущественного характера, если указанные лица согласились принять это незаконное вознаграждение в качестве взятки или предмета коммерческого подкупа, исключают квалификацию содеянного по статье 304 УК РФ» .

На наш взгляд, такое толкование состава провокации взятки либо коммерческого подкупа не в полной мере соответствует характеру провоцирующего поведения. Провокация может выражаться в постоянном давлении на волю провоцируемого лица, а также в постоянном подталкивании его к совершению преступления. Такое поведение провокатора само по себе уже не может рассматриваться как законопослушное. Однако получается, что провокатор будет нести ответственность только в том случае, если провокация не имела последствий в виде совершения спровоцированным лицом преступления. В случае же успешности провокации и доведения ситуации до совершения провоцируемым лицом преступления, ответственность за провокацию, по мнению Верховного Суда РФ, исключается. Представляется, что такая позиция не учитывает то обстоятельство, что преступление было совершено спровоцированным лицом под влиянием провокатора, а также то, что провокатор контролировал преступный процесс и мог повлиять на результат своей провокации.

Дискуссионность вопроса об ответственности провокатора в случае согласия спровоцированного лица на совершение преступления в большей степени
относится к обсуждению момента окончания преступления провокации и вариаций законодательных формулировок статьи 304 УК РФ, и в целом не влияет на признание общественной опасности деяния провокации.

По своей форме общественно опасное деяние провокации предстает в виде активного преступного поведения. То есть провокация нами рассматривается как действие. Такое восприятие провокации соответствует общему мнению в юридической науке .

В форме бездействия провокация невозможна. Бездействующий провокатор не сможет осуществить свой тайный план, так как его бездействие не будет порождать каких-либо изменений в обстановке, следовательно обстановка жизнедеятельности не сменится с нормальной на преступную. Обычно считается, что совершение преступления в форме бездействия возможно, когда на лице лежит обязанность и оно может действовать определенным образом для предотвращения общественно опасных последствий, а лицо не исполняет возложенной на него обязанности. Однако в случае с провокацией на провокаторе не лежит каких-то специальных обязанностей. Не причинять вред обществу - общечеловеческий долг. В случае бездействия провокатора угрозы наступления общественно опасных последствий нет.

Здесь стоит отметить, что организация провокации преступления это сложный процесс и, на наш взгляд, реализуема только в случае активности провокатора. Высокий уровень интеллектуального развития провокатора, продуманность всех деталей, возможных исходов, знание законодательства на предмет основания привлечения к уголовной ответственности, обдумывание легенды для того, чтобы провоцируемое лицо не догадалось о тайном плане - все это требует тщательной работы провокатора. Например, чтобы создать условия
получения взятки, необходимо договориться о встрече, подготовить денежную сумму к передаче, сообщить в правоохранительные органы ложную информацию о вымогательстве, конкретные обстоятельства места и времени передачи денег по требованию взятковымогателя.

Таким образом, мы выражаем согласие с общепринятым в науке уголовного права мнением, что провокация преступления проявляется в форме активных действий.

Среди обстоятельств совершения провокации (место, время, способ и т.д.) можно отдельно сказать об обстановке и способе совершения провокации преступления.

Совершение провокации преступления требует подготовки. Такая подготовка связана в основном с обдумыванием обстановки совершения преступления, места, в окружении которого провоцируемое лицо будет чувствовать себя свободно. Поэтому выбор провокатором места совершения провокации будет зависеть от лица, которое планируется провоцировать. Провокатор, скорее всего, выберет то место, в окружении которого провоцируемому лицу комфортно, которое является для него обычной ситуацией. Стремление провокатора к созданию привычной для провоцируемого лица обстановки обусловлено тем, что любой человек в нестандартной для него ситуации более осторожен и нерешителен, так как он находится вне зоны комфорта. Поэтому провокатор стремится максимально расположить к себе провоцируемое лицо, а также к тому, чтобы потерпевшего ничего не стесняло, и он поддался на провокацию.

Провокация должна проходить в условиях секретности для провоцируемого лица. На тайный способ совершения провокации указывает формулировка законодателя «без согласия провоцируемого лица», что соответствует сущности провокации, как скрытной предательской деятельности.

Признак отсутствия согласия должностного лица либо лица, выполняющего управленческие функции в коммерческих или иных организациях, позволяет отграничить провокацию от преступления взятки и коммерческого подкупа.

Отсутствие согласия означает, что должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции, ни в какой форме (ни открыто, ни завуалированно) не заявило о требовании передать взятку или осуществить коммерческий подкуп.

Важным обстоятельством преступления провокации является то, что: провоцируемый не знает о совершаемых в отношении него противоправных действиях; совершаемые виновным противоправные действия направлены на имитацию преступления, искусственное создание доказательств получения взятки (подкуп) .

Способ совершения провокации - тайно, без согласия провоцируемого лица позволяет разграничить провокацию преступления с совместным участием двух лиц в совершении одного преступления. Открытый характер деяния, когда лицу становится известно о планах провокатора, и он соглашается с ним на совместную преступную деятельность, образует общность умысла, стремление к единому преступному результату, сговор. Все эти признаки могут быть свидетельством соучастия в совершении преступления, а не провокации как односторонней преступной деятельности .

Таким образом, тайный способ совершения провокации преступления является конструктивным признаком состава провокации.

Провокация преступления влечет сложные по своему содержанию последствия: причинение вреда интересам следствия и суда, создание обстановки преступления. Здесь мы имеем в виду создание преступления, которое совершается спровоцированным лицом под воздействием провокатора. Получается, что в случае признания провокации преступления противоправной и ее криминализации, одно преступление порождает другое. Наступление последствий не является обязательным для признания провокации преступной. Преступление провокации должно определяться фактом совершения общественно опасного деяния и не связываться с наступлением определенных последствий.

Признание провокации в качестве преступной деятельности происходит безотносительно достижения провокатором цели создания искусственных доказательств обвинения. Цель здесь рассматривается как элемент субъективной стороны, а не как признак объективной стороны. Провокация причиняет вред общественным отношениям и в отсутствии каких-либо определенных последствий.

Однако это не означает, что последствия провокации преступления и причинная связь между ними и деянием провокации не имеют значения. Вопрос о наличии причинной связи должен рассматриваться, если провокация имела реальные вредные последствия. В данном случае, на наш взгляд, наступившие последствия должны влиять на меру наказания провокатора, так как общественная опасность его деяния, его личности и фактически наступившие последствия более общественно опасны, чем когда лицо совершает преступление без провокации, и для восстановления социальной справедливости требуется принятие более строгих мер.

Для решения вопроса о том, насколько последствия провокации должны влиять на меру наказания провокатора, стоит разобраться с субъективной стороной провоцирующего воздействия.

Общественное порицание какого-либо деяния возможно не иначе, как с учетом субъективного отношения лица к совершенному им деянию. Отнесение провокации преступления к категории уголовно-правового проступка допустимо, если будет установлено, что провокация осуществлялась при наличии структурных элементов вины, то есть интеллектуального и волевого моментов.

Представляется, что наличие вины провокатора, как элемента состава преступления провокации, не является спорным в науке уголовного права. Мы кратко затронем данный теоретический вопрос при обсуждении другого, более любопытного аспекта вины провокатора: каково психическое отношение провокатора к преступлению, совершаемому в результате удавшейся провокации? В данном вопросе мы обнаруживаем исследовательский интерес.

Рассуждая о психическом отношении провокатора к преступлению, совершенному спровоцированным лицом, фактически мы затрагиваем тему о последствиях провокации. Ранее мы говорили, что законодатель в диспозиции статьи 304 УК РФ не предусмотрел последствия в качестве условия уголовной наказуемости провокации взятки либо коммерческого подкупа или квалификации его в качестве оконченного состава преступления. Такой подход к конструкции состава провокации преступления соответствует и мнению представителей науки уголовного права. Учитывая отнесение состава провокации преступления к формальным составам, и обращаясь к вопросу о последствиях провокационной деятельности, мы считаем необходимым пояснить об основаниях нашего рассуждения.

Дело в том, что в науке уголовного права существует точка зрения, что формальные составы преступлений не предусматривают последствий. Как утверждает Н.Д. Дурманов: «Закон знает ряд случаев, когда преступление считается оконченным при полном отсутствии каких-либо вредных последствий» . Однако на наш взгляд предпочтительней является позиция об отсутствии «беспоследственных» преступлений и в этом смысле мы можем говорить о последствиях любых преступлений, в том числе и тех, которые определены, как формальные (усеченные) составы.

Еще советский юрист А.Н. Трайнин писал: «Как нет безобъектных преступлений, так же не существует и беспоследственных преступлений» . А.В. Наумов отмечает, что каждое преступное деяние влечет за собой уголовно-правовое последствие . В своем научном труде Г.П. Новоселов, развивая данную теорию, дает ответ на проблемный вопрос возможности существования беспоследственных преступлений. По мнению ученого данный вопрос следует решать с позиции не тождественности преступных последствий и преступного вреда. «Говоря о преступных последствиях в их реальном,
действительном смысле, мы всегда имеем ввиду только сам факт порождаемых преступлением изменений окружающего мира. И не более того. Столь же, несомненно, надо полагать, и то, что понятием преступного вреда фиксируется уже не столько сам факт изменений, сколько их значение для людей. [,..]вывод напрашивается сам собой: так называемых «беспоследственных» преступлений в действительности не существует и существовать не может в принципе» .

Итак, учитывая изложенное, мы переходим к обсуждению вопроса об отношении провокатора к последствиям своего деяния.

Уже сейчас мы можем отметить, что деяние провокации для авторов, изучающих проблемные вопросы вины и последствий преступления в уголовном праве - тема нетривиальная и перспективная. Своеобразие заключается в том, что если при совершении любого другого преступления внимание сосредоточено на анализе вины преступника, то, например, при провокации взятки или коммерческого подкупа имеется преступник (провокатор) и потерпевший (спровоцированное лицо), который тоже совершил преступление получения взятки или коммерческого подкупа. По сути, в результате провокации преступления (в смысле статьи 304 УК РФ) имеется два преступника, каждый из которых имеет субъективное отношение, как к преступлению провокации, так и к спровоцированному деянию.

Сложным является установление субъективного отношения провокатора к последствиям своего деяния, так как в данном случае происходит их удвоение. Последствием провокации является и само спровоцированное преступление. Несмотря на необходимость его самостоятельной уголовно-правовой оценки с точки зрения ответственности спровоцированного лица, оно также является последствием провокации, наносит объективный вред общественным отношениям. То есть провокатор имеет некоторую субъективную связь и с тем деянием, которое не совершается непосредственно им, а является деянием спровоцированного лица.

Психическое отношение провокатора к последствиям провокации может быть разным. Для доступности восприятия наших суждений условно поделим последствия провокации на две группы: первостепенные и второстепенные. Под первыми мы будем понимать непосредственно провокацию преступления, успешность задумки провокатора на побуждение лица к преступному деянию, когда планируемые провокатором условия совершения преступления завершаются реализованным успехом. Под второстепенными последствиями мы будем понимать те изменения в окружающей среде, которые возникают в результате деяния спровоцированного лица и принадлежат к объективным признакам спровоцированного преступления.

По отношению к первостепенному желаемому последствию в виде создания условий совершения преступления, искусственных доказательств обвинения, наступления для провоцируемого лица неблагоприятных последствий, провокатор действует с прямым умыслом. Провокатор осознает общественную опасность своих действий, предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления. Умысел является заранее обдуманным. Провокация преступления требует определенных подготовительных действий, ее замысел отделен от реализации преступного намерения промежутком времени.

В то же время по отношению к второстепенным последствиям провокации, которые выражаются во вреде, причиняемом общественным отношениям совершением того преступления, которое было спровоцировано, провокатор действует с косвенным умыслом. Провокатор предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, не желая их как таковых, но ради достижения первостепенных последствий сознательно допускает наступление побочных последствий. Думаем, что на практике чаще всего провокатор безразлично относится к второстепенным последствиям. Главенствующая идея провокации - подставить провоцируемое лицо, создать для него неблагоприятные последствия. Тщательное же обдумывание побочных последствий провокации, когда провокатор желает наступления как можно более
тяжких преступных последствий будет свидетельством его устойчивой антисоциальной установки.

Безразличное отношение провокатора к последствиям спровоцированного преступления можно проиллюстрировать примерами из судебной практики.

Так, по одному из уголовных дел по обвинению в провокации взятки в судебном приговоре достаточно подробно приводятся обстоятельства сговора двух провокаторов. Из показаний обвиняемых следует, что главная цель провокации состояла в выявлении факта получения взяток кем-либо из сотрудников. Один из провокаторов пояснил, что незадолго до организации провокации ему был объявлен выговор, поэтому первостепенным для него было оправдаться перед начальством и продемонстрировать высокие показатели работы. Ввиду того, что сроки «отчетности» перед руководством были короткие, в качестве жертвы провокации был выбран коллега, приступающий к работе в ближайшее дежурство. Провокатору было безразлично кто будет спровоцированным лицом. Суд в своем решении также ссылается на преследование провокаторами личных корыстных целей. Таким образом, из анализа обстоятельств вышеприведенного судебного приговора можно сделать вывод о безразличном отношении провокатора к личности спровоцированного

лица и последствиям провокации в части причинения вреда общественным

отношениям спровоцированным преступлением.

В процессе изучения судебной практики по делам, в которых стороны ссылались на провокацию преступления, мы отметили, что даже когда лица
признавали обвинения в провокации и давали соответствующие показания, мы не нашли примеров показаний об отношении провокаторов к последствиям провоцируемого преступления. Одновременно с этим провокатор давал показания о значимости для него и достаточности факта совершения самого провоцируемого преступления.

Например, в одном из дел о милицейских провокациях мы находим следующие обстоятельства дела: «Свидетель ФИО8 сообщил о сложившейся практике в работе сотрудников транспортной милиции, согласно которой он и ФИО1 неоднократно принимали участие в организованных милиционерами мероприятиях, в ходе которых по указанию сотрудников милиции они провоцировали граждан на совершение преступлений. В результате организованной сотрудниками милиции имитации преступления граждан задерживали и привлекали к уголовной ответственности. Делалось это для повышения показателей раскрываемости преступлений» .

В дополнении к нашим суждениям о психическом отношении провокатора к последствиям совершения провоцируемым лицом преступления, можем согласиться с позицией С.Н. Радачинского о том, что умысел провокатора направлен не на вид и последствия совершенного вовлеченным преступления, а на сам факт его совершения .

Несмотря на умышленное отношение провокатора к второстепенным последствиям, мы не можем дополнительно квалифицировать действия провокатора и вменять ему в вину и спровоцированное преступление, так как объективная сторона такого деяния выполняется спровоцированным лицом. Наступление побочных преступных последствий в данной ситуации внешне
выглядит как посредственное причинение вреда, однако назвать таковым в смысле части 2 статьи 33 УК РФ мы его не можем. Иначе мы должны были бы квалифицировать действия провокатора со ссылкой на соучастие, признать провокатора, а не спровоцированное лицо, исполнителем в совершении провоцируемого преступления. Кроме того исходя из буквы закона посредственное совершение преступления имеет место, когда преступление реализуется посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных УК РФ .

Рассмотрение проблемных вопросов психического отношения провокатора к преступным последствиям провокации носит по преимуществу теоретический характер. Преступление провокации имеет конструкцию формального состава, где опасные последствия отнесены за пределы состава, а значит, решающего значения для признания события преступления последствия провокации не имеют.

Тем не менее, нельзя умалять значение второстепенных последствий, так как в таком случае мы не учитываем принцип индивидуализации ответственности. Тяжесть совершенного спровоцированным лицом преступления и даже сам факт удавшейся провокации должны влиять на оценку действий провокатора, так как именно последний задумал создание преступной обстановки и предвидел возможность совершения спровоцированным лицом как минимум покушения на преступление или же оконченного преступления.

В случае успешности провокации в той мере, что в результате провокации было совершено еще одно преступление (провоцируемое), мы можем говорить об увеличении общественной опасности провоцирующего воздействия. Это в свою очередь должно сказаться на ответственности провокатора, который в таком случае должен нести более строгое наказание. Представляется, что совершение
провоцируемым лицом преступления в результате провокации может быть учтено судом при оценке действий провокатора как обстоятельство, отягчающее наказание, а именно как наступление тяжких последствий в результате совершения преступления (пункт «б» части 1 статьи 63 УК РФ).

Еще одним важным моментом субъективной стороны деятельности провокатора является сознание им общественной опасности совершаемой провокации. Содержание интеллектуального момента умышленной формы вины предполагает осознание преступником не только общественно опасного характера совершаемого деяния, но и понимание значения, то есть вредности совершаемого проступка, причинение вреда общественным отношениям.

Провокатор не всегда имеет правильную оценку свойств совершаемого им деяния. Здесь мы должны оговориться, что речь идет о провокационных действиях правоохранительных органов. Полицейский агент зачастую придает своему поведению диаметрально противоположное значение, думая, что своими провокационными действиями он помогает обществу выявить потенциальных или уже состоявшихся преступников. Однако, юридическая ошибка провокатора, то есть неправильное представление о непреступности деяния, тогда как на самом деле оно является противоправным, не исключает виновности провокатора и он подлежит ответственности на общих основаниях. С названной юридической ошибкой связана и ошибка в развитии причинной связи. Как правило, провокатор, заблуждаясь относительно непреступного характера своих действий, считает, что если и наступают какие-либо преступные последствия, то этот вред причинно не связан с деянием провокатора, так как, во-первых, с криминологической точки зрения, он себя и не считает провокатором; во-вторых, полагает, что вред наступает по вине спровоцированного лица, так как именно последний совершает преступление. Данный вопрос в большей степени относится к общей оценке действий полиции при проведении оперативно-розыскных мероприятий. При рассмотрении субъективной стороны провокации преступления мы не могли не сказать о нем, но более подробно, со ссылками на конкретные примеры и
судебные приговоры, он будет рассмотрен в параграфе 2 третьей главы нашего диссертационного исследования.

В действующем УК РФ в составе провокации взятки либо коммерческого подкупа обязательным признаком субъективной стороны является цель, которую преследует провокатор: искусственное создание доказательств совершения преступления либо шантаж.

Подход законодателя к определению цели провокации в качестве конструктивного признака представляется нам правильным. Условия совершения лицом преступления создаются специально для того, чтобы для провоцируемого лица наступили неблагоприятные последствия.

Во-первых, на наш взгляд, цель провокации «искусственное создание доказательств совершения преступления» во многом определяет отнесение преступления провокации к преступлениям против правосудия. Получается, что законодатель данной формулировкой цели подчеркивает значимость недопустимости провоцирующего воздействия не только для граждан (провоцируемых лиц), но и для системы правосудия, которая руководствуется принципами справедливости и законности, обеспечения прав обвиняемых, а также прав и свобод человека и гражданина. Соблюдение данных принципов невозможно, если в суд будут представлены искусственно созданные доказательства совершения преступления.

Во-вторых, цель в данном случае определяет социальную сущность провокации как предательского поведения.

В-третьих, цель провокации характеризует юридическую природу провокации как односторонней деятельности провокатора. Ориентируясь на цель, как обязательный признак состава провокации преступления, мы сможем отличить провокацию преступления от преступного соучастия, которое по объективным признакам схоже с провокацией. Деятельность соучастников, как известно, характеризуется общностью преступного замысла, желанием единого преступного результата, согласованностью действий соучастников. Все это отсутствует в случае с провокацией преступления, а специальный признак
субъективной стороны провокации - цель - опосредованно показывает нам на разнонаправленность деятельности провокатора и спровоцированного лица.

Таким образом, мы считаем необходимым в случае последующих законодательных изменений в определении провокации преступления сохранить указание на стремление провокатора к определенным целям в качестве обязательного признака состава преступления. Однако, на наш взгляд, формулирование перечня таких целей требует обсуждения.

Цель искусственного создания доказательств совершения преступления понятна и логична, с одной стороны, но, с другой стороны, не совсем удачна с точки зрения действительных конечных целей провокатора. Ведь, зачем провокатору предпринимать попытки имитации преступления, если в его планы не входит использование полученных доказательств во вред спровоцированному лицу? Конечно, наличие искусственных доказательств совершения преступления затрагивает интересы лица и ставит его законопослушность под сомнение до выяснения всех обстоятельств. То есть и при такой формулировке цели мы видим наличие вреда для провоцируемого лица. Но само по себе существование документов для обвинения без их последующего движения в виде уголовного преследования лица не отражает в полной мере истинную цель провокатора, которую можно в общих чертах определить как «наступление неблагоприятных последствий».

Для любого человека важно, чтобы его старания были оценены. Провокатор, желая предстать перед государством и обществом в качестве изобличителя преступника, достигнет своих целей, когда деяние спровоцированного лица получит оценку правоохранительными органами и спровоцированное лицо начнет реально испытывать стеснения морального и физического характера. Поэтому мы считаем, что стремление провокатора к уголовному преследованию провоцируемого лица в большей мере отражает сущность провокации.

В юридической литературе мы можем встретить иные формулировки цели провокатора. В частности, цель последующего изобличения лица в совершении
преступления . Например, Б.В. Волженкин полагал, что «суть провокации заключается в том, что провокатор возбуждает у других намерение совершить

преступление с целью последующего изобличения этого лица в этом же

преступлении» .

Е.В. Говорухина, исследуя понятие провокации в уголовном праве, отмечает: «Наличие специальной цели - изобличения провоцируемого в содеянном - является обязательным конструктивным признаком для усмотрения уголовно наказуемой провокации в действиях лица» .

По большому счету, цель последующего изобличения также как и цель последующего уголовного преследования характеризируют наступление для провоцируемого лица неблагоприятных последствий и отражают недоброжелательные намерения провокатора. Но одно из значений слова «изобличать» определено как «приводить доказательства, доводы, делать явной виновность кого-либо». Представляется, что в случае с провокацией преступления, как само спровоцированное преступление, формирование умысла на его совершение, так и доказательства его совершения являются искусственно созданными, что может поставить под сомнение доводы о совершении спровоцированным лицом преступления и его виновности. В делах о провокациях со стороны правоохранительных органов судебные инстанции приходят к выводу о недопустимости доказательств, собранных в условиях провокации преступления.

Разрабатывая новое законодательное понятие, мы всегда должны учитывать уже используемую в соответствующем нормативном правовом акте терминологию. Так, УК РФ упоминает цель изобличения только в случаях
описания смягчающих обстоятельств (пункт «и» ч. 1 статьи 61 УК РФ) и условий освобождения от уголовной ответственности лиц, совершивших преступление, но добровольно оказывающих помощь следствию (примечание 1 к статье 228 УК РФ и статье 228.3 УК РФ). Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации связывает цель изобличения с процессуальной деятельностью, осуществляемой стороной обвинения (пункт 55 статьи 55 УПК РФ). А исходя из определения «стороны обвинения» (пункт 47 статьи 5 УПК РФ), провокатор не относится к таковой.

Что же касается цели уголовного преследования, то она фигурирует в УК РФ один раз, при описании состава фальсификации доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности (часть 4 статьи 303 УК РФ). Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности стоит в одном ряду с провокацией преступления в перечне запретов органам (должностным лицам), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность (статья 5 Закона об оперативно-розыскной деятельности) . Явления фальсификации и провокации схожи по своей юридической и социальной сущности.

Учитывая изложенное, на наш взгляд, формулирование цели провокации как «уголовное преследование», а не «изобличение» будет более точным. Изобличить с юридической точки зрения могут только следственные органы в ходе уголовного преследования. Поэтому непосредственной целью провокатора является создать условия для инициирования в отношении провоцируемого лица уголовного преследования. Изобличить возможно при достаточных доказательствах (относимых, допустимых, достоверных), а их наличие в случае с провокацией является спорным.

Повторимся, что принципиальной смысловой разницы между целью провокатора «изобличения» и «уголовного преследования» мы не видим. Наше предложение в пользу второй формулировки во многом обусловлено действующей законодательной терминологией.

Что же касается цели шантажа, то она, на наш взгляд, требует переосмысления.

В науке уголовного права уже высказаны точки зрения о неудачности цели шантажа при описании провокации преступления . Например, В.Д Иванов и В.А. Черепахин категорически против включения в содержание провокации цели шантажа, говоря об этом следующим образом: «Любая провокация преступления связана только с совершением преступления спровоцированным лицом, и ни о каком шантаже при рассматриваемой провокации речь идти не может. Шантаж, во-первых, сам по себе не является преступлением, а может лишь выступать как один из составов совершения преступления. При этом если лицо путем шантажа заставляет другое лицо совершить какое-либо преступление, то имеет место не провокация, а соучастие в совершении преступления. Отсюда следует, что нельзя поддержать позицию авторов, некритически следующих за содержанием диспозиции статьи 304 УК РФ и признающих совершение провокации преступления в целях шантажа» .

С.А. Бабыч предлагает «исключить шантаж как специальную цель преступления, предусмотренную статьей 304 УК РФ, поскольку ее наличие в составе провокации взятки либо коммерческого подкупа противоречит содержанию объекта посягательства. Иными словами, запугивание провоцируемого использованием полученных в результате провокации сведений о мнимом преступлении, прежде всего, посягает на права и свободы личности, а
не на регламентированную законодательством деятельность суда и содействующих ему органов по реализации задач и целей правосудия» .

Нами поддерживается основная идея вышеприведенных высказываний о неудачности указания на цель шантажа при описании явления провокации. Мы приходим к данному выводу по причине ограниченности описания целей провокации в случае указания только на шантаж (конечно же, помимо основной цели - уголовного преследования). Провокация может совершаться с целью последующего влияния на спровоцированное лицо, использования полученных материалов совершения преступления для дискредитации лица. Также мы не можем исключить, что провокатор желал напугать спровоцированное лицо возможностью привлечения к уголовной ответственности. Таким образом, цель провокации всегда несет в себе желание неблагоприятных последствий для провоцируемого лица, конкретное воплощение которых различно. Поэтому в данном случае мы считаем возможным в уголовном законе оставить перечень целей провокатора открытым, предусмотрев помимо «уголовного преследования» цели наступления «неблагоприятных последствий для провоцируемого лица».

В настоящем параграфе мы выяснили, что провокация преступления является распространенной формой антиобщественного поведения, социально опасна и посягает на различные общественные интересы. Провокационная деятельность в первую очередь нарушает интересы правосудия. Во-вторых, нарушаются права и свободы человека и гражданина (например, на государственную защиту, в том числе судебную, на справедливое судебное разбирательство). Также провокация преступления дестабилизирует нормальную деятельность органов досудебного следствия.

формулированию состава провокации (по аналогии со статьей 304 УК РФ), как формального состава, где момент окончания преступления перенесен на стадию покушения.

Последствия провокации не являются составообразующими, но мы выяснили, что провокация влечет сложные по своей конструкции последствия, так как это не только последствия от непосредственно самой провокации, но и то преступление, на которое провоцируется лицо, имеет причинно-следственную связь с провокацией. Совершение провоцируемым лицом преступления может рассматриваться судом при оценке действий провокатора в качестве обстоятельства отягчающего наказание.

Провоцирующее воздействие носит скрытый для провоцируемого лица характер и не осознается им, что в уголовном законе отражено формулировкой «без согласия» провоцируемого лица. В этом и заключается предательская сущность провокации, как односторонней умышленной деятельности провокатора. Признак отсутствия согласия лица на совершение провоцируемого деяния также свидетельствует о формировании умысла у провоцируемого лица под влиянием провокатора и позволяет нам разграничить провокацию и соучастие.

Деятельность провокатора всегда целенаправленна. В действующем УК РФ цель описана как «искусственное создание доказательств совершения преступления либо шантаж». Нами делается вывод о необходимости изменения формулировки; цель «уголовного преследования либо наступления иных неблагоприятных последствий» более удачна, на наш взгляд, по причинам согласованности с действующей терминологией УК РФ и УПК РФ, и необходимости оставить перечень целей провокатора открытым, обозначив его в общих чертах как «наступление неблагоприятных последствий».

Итак, обобщая вышесказанное, предлагаем следующее определение провокации: провокация преступления это создание без согласия провоцируемого лица условий совершения им преступления с целью его последующего
уголовного преследования либо наступления для него иных неблагоприятных последствий.

Данное определение провокации преступления может быть использовано законодателем при реформировании состава преступления, предусмотренного статьей 304 УК РФ. В связи с чем, в случае реализации законотворческих инициатив предлагается статью 304 Уголовного кодекса РФ озаглавить, как «Провокация преступления». В целях устранения разночтений в толковании «провокации преступления» вносится предложение о дополнении статьи 304 Уголовного кодекса РФ примечанием, в котором бы было дано понятие провокации преступления.


При проведении оперативного эксперимента запрещается провокация преступления, под которой правомерно рассматривать склонение к его совершению лиц, не обнаруживших противоправных намерений, а равно искусственное создание доказательств совершения преступления или обстоятельств, имеющих доказательственное значение по уголовным делам. Искусственное создание доказательств совершения преступления при отсутствии самого события преступления рассматривается как провокация взятки либо коммерческого подкупа ().

Провокационная деятельность субъектов расследования преступлений является специальным предметом научного исследования в криминалистике. Само словосочетание «провокационная деятельность» воспринимается весьма негативно. В уголовно-правовом аспекте провокация - это подстрекательство в совершении преступления. Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом (ч. 4 ст. 33 УК). При этом лицо сознает, что склоняет другое лицо к совершению преступления, и желает его склонить. Кроме того, в ст. 304 УК предусмотрен конкретный состав преступления - провокация взятки или коммерческого подкупа.

Понятие «провокация» (от лат. provocation - вызов) трактуется как побуждение с определенной целью к неблагоприятным для кого-либо действиям. Цель и мотивы провокационных действий должны оставаться тайной для провоцируемого. Однако не всякая побудительная деятельность является провокационной, например метод убеждения на допросе, предъявление доказательств с целью получения правдивых показаний и т.д. В качестве примеров положительных побудительных действий, широко распространенных на практике, можно привести следующие: «наживка» для задержания и разоблачения лиц, совершающих преступления, доставляющих в ИУ запрещенные предметы, товары, изделия, маньяков; распространение информации о грузоперевозке ценностей по определенному маршруту и в определенное время; «заказ» на изготовление либо приобретение предметов, изделий в рамках оперативною эксперимента и т.д.

Таким образом, провокация может быть двух видов: как побудительная деятельность конкретного лица, которая может осуществляться как в форме подстрекательства к совершению преступления, что является уголовно наказуемым действием, так и в форме законной криминалистической деятельности следователей, дознавателей и оперработников, направленной на выявление и раскрытие преступлений.

Основополагающими принципами законной провокационной деятельности являются: законность, уважение и соблюдение прав человека, сочетание гласных и негласных методов и средств, тесное взаимодействие между оперативными работниками и следователями.

Конституционный принцип уважения и соблюдения прав человека заключается в том, что у провоцируемого должно быть право выбора действовать так или иначе либо вовсе бездействовать. Однозначно законной следует признать деятельность, посредством которой не провоцируется противоправное поведение.

Сложнее, если у объекта провокации есть выбор действий и неизвестно, по какому пути он пойдет. Таким образом, можно спровоцировать как желаемый результат, так и не желаемый, например тяжкое преступление. В этих случаях вопрос должен решаться в соответствии с уголовно-правовым институтом обоснованного риска (ст. 41 УК РФ) либо исходя из положений уголовно-правового института крайней необходимости (ч. 1 ст. 39 УК РФ).

Таким образом, провокация как вид деятельности субъектов ОРД по выявлению, раскрытию и расследованию преступлений - это проводимая в рамках закона, тщательно спланированная деятельность, направленная на разрешение частных задач борьбы с преступностью, состоящая из отдельного действия (бездействия) или системы следственных, оперативно-розыскных и иных мероприятий, объединенных единым замыслом, заключающаяся в преимущественно замаскированном побуждении известных или неустановленных лиц предпринять определенные прогнозируемые действия, подлежащие контролю и документированию.

Целью законной провокационной деятельности является побудить конкретных лиц к определенной деятельности, обеспечив ее оперативным сопровождением и документированием: прослушивание телефонных переговоров, снятие информации с различных каналов связи, наружное наблюдение, негласное фото- и видеосъемка, использование возможностей негласных источников и др.

Оперативно-следственная практика располагает широким арсеналом побудительных методов, направленных на активизацию выявления лиц, совершивших преступление. Например, в комплекс мер по раскрытию преступлений прошлых лет в местах лишения свободы входят:

  • возобновление среди осужденных циркулирования информации по нераскрытому преступлению;
  • дозированное распространение через конкретных лиц вымышленных или подлинных фактов о преступлении, направленное на определенный круг лиц, осведомленных об обстоятельствах нераскрытого преступления, но скрывших это либо ранее подозревавшихся в совершении (либо в соучастии) преступления, но по разным причинам их роль осталась недоказанной; «организация утечки» информации от арестованного или осужденного и установление дальнейшего наблюдения за ее прохождением;
  • прямая дезинформация, которая может заключаться в ложном сообщении, что администрации ИУ стали известны лица, принимавшие участие в подготовке и совершении преступления, об обнаружении вещественных доказательств преступления, о перехвате нелегальной переписки осужденных, где сообщаются определенные факты совершенного преступления.

Большую помощь следствию может оказать целенаправленная реализация тактической операции по выявлению нелегальной переписки задержанных, арестованных и осужденных, причем доказательственное значение могут иметь результаты идентификационного исследования не только подлинника, но и копии письменного сообщения. Отсутствие подлинников писем, записок и т.д. не является препятствием для экспертного установления исполнителя текста. Практике известны случаи, когда нелегальная переписка на определенном этапе подвергалась ксерокопированию, а эксперты-почерковеды на основании ксерокопий давали категоричные заключения.

Под выявлением нелегальной переписки подразумевается:

  • непосредственное обнаружение письменного сообщения на бумаге, ложке, тарелке, на стене туалета, на других предметах, местах;
  • оперативная и иная информация о ведущейся переписке или намерениях ее организации;
  • обоснованные предположения следователя о ее существовании в результате анализа изменения поведения допрашиваемого.

Нельзя забывать о необходимости критического подхода в случаях обнаружения письменного сообщения. Однако даже активное проведение мероприятий по выявлению нелегальной корреспонденции является лишь частью оперативно-следственной работы этого аспекта разрешения проблемных ситуаций. Во-первых, не всегда удается перехватить письменные сообщения; во-вторых, часто переписка просто не ведется в силу объективных причин (администрацией учреждения налажена четкая система режима содержания и контроля) и субъективных факторов (осторожность, выжидательная позиция, состояние прострации и пр.).

В целях организации контролируемой нелегальной переписки, содержание которой может иметь не только оперативное, но и доказательственное значение, необходимо реализовать тактическую операцию, заключающуюся в провокации возобновления переписки как внутри, например, следственного изолятора, так и с «волей». Оперативные методы целенаправленной организации переписки могут быть различны. Задача же оперработника состоит в побуждении фигуранта начать нелегальную переписку, в которой бы последний видел единственную возможность повлиять на ход неблагоприятных для него событий. Она может быть решена, например, путем продуманного предъявления доказательств на допросе, тщательно спланированного проведения очной ставки либо оперативно-розыскных мероприятий.

Существует еще один вид провокации - это «предательское поведение, подстрекательство кого-либо к таким действиям, которые могут повлечь за собой тяжкие для него последствия». Суть провокации преступления состоит в том, что какое-либо лицо (провокатор) сам возбуждает у другого лица намерение совершить преступление с целью последующего изобличения этого лица в совершенном преступлении либо его шантажа, создания зависимого положения и т.п.

УК РФ 1996 г. содержит норму об ответственности за провокацию взятки либо коммерческого подкупа, помещенную в главу «Преступления против правосудия». Статья 304 УК РФ определяет провокацию взятки либо коммерческого подкупа как попытку передачи должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих или иных организациях, без его согласия денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа.

Создание лицами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, доказательств виновности во взяточничестве субъектов, которые в действительности взяток не давали и не получали, содержит все признаки состава преступления, предусмотренного или УК РФ. Ничего общего с оперативным экспериментом такая деятельность не имеет, так как ее цели полностью противоположны целям и задачам оперативно-розыскной деятельности.

Относительно неопределенная формулировка нормы ст. 304 УК «Провокация взятки либо коммерческого подкупа» вызвала различные, а в ряде случаев прямо противоположные ее толкования, что обусловило необходимость разъяснения положений указанной нормы Верховным Судом РФ. Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» совершенно правильно разъяснил судам, что «не является провокацией взятки или коммерческого подкупа проведение предусмотренного законодательством оперативно-розыскного мероприятия в связи с проверкой заявлении о вымогательстве взятки или имущественного вознаграждения при коммерческом подкупе».

Это исключительно важное разъяснение, дающее отпор разного рода спекулятивным рассуждениям относительно незаконности проведения оперативного эксперимента в виде так называемой контролируемой передачи «взятки», которую требовало должностное лицо (лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации) с целью уличения его в попытке совершения неспровоцированного преступления. Субъектом же провокации взятки либо коммерческого подкупа может быть любое лицо, включая и должностных лиц, и сотрудников, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, действующих с прямым умыслом в целях искусственною создания доказательств совершения преступления либо шантажа.

Данное преступление является оконченным с момента попытки передачи денег или иных материальных ценностей либо попытки оказания услуг имущественного характера.

Решая вопрос о наличии состава данною преступления, суду надлежит проверять, не было ли предварительной договоренности с должностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческих или иных организациях, о согласии принять предмет взятки или коммерческого подкупа.

При отсутствии такой договоренности и отказе принять предмет взятки или подкупа лицо, пытавшееся вручить названный предмет в целях искусственною создания доказательств совершения преступления либо шантажа, подлежит ответственности по ст. 304 УК РФ.

Таким образом, Верховный Суд дал очень широкое толкование «провокации взятки». По существу, любая попытка вручения взятки «без предварительной договоренности», если провокатор действует в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа, рассматривается в качестве провокации взятки.

Пленум считает допустимыми такие оперативно-розыскные мероприятия, например оперативный эксперимент, которые проводятся «в связи с проверкой заявления о вымогательстве взятки». Именно в этом случае создание доказательств не будет считаться «искусственным». Следовательно, оперативный эксперимент не должен иметь своим следствием совершение преступления, но должен быть направлен на его раскрытие. Последнее положение подразумевает, что основанием проведения оперативного эксперимента могут служить данные о вымогательстве взятки или имущественного вознаграждения при коммерческом подкупе. Таким образом, не допускается проведение оперативного эксперимента в качестве элемента плановых проверок и иных проверочных мероприятий.

В постановлении Пленума в качестве единственно возможного основания проведения оперативного эксперимента указывается на наличие соответствующего заявления о вымогательстве. При этом следует учитывать, что заявление о вымогательстве взятки должно быть зарегистрировано в установленном порядке, заявителю разъясняются нормы об ответственности за заведомо ложный донос.

Возникает вопрос о разграничении оперативного эксперимента и провокации. Наиболее часто он встает при разоблачении взяточников. Основным критерием отграничения правомерности действий сотрудников оперативных подразделений от провокационного поведения в процессе выявления взяткополучателей и взяткодателей являются инициативные действия со стороны последних. Предложение дать взятку со стороны должностному лицу уже представляет собой умышленные действия, направленные на создание условий для совершения преступления, т.е. приготовление к преступлению (ч. 1 ст. 30 УК РФ). Поэтому проведение экспериментов, как оперативного, так и следственного, в подобных ситуациях не является провокацией, они не инициируют преступное поведение лица, а вмешиваются уже в наличие преступного умысла, удостоверяя внешние события и факты. Немаловажно и то обстоятельство, что «проверяемый» еще до результата эксперимента имеет свободу воли и вправе добровольно отказаться от доведения преступления до конца.

Суммируя вышеизложенное, следует отметить, что в целях недопущения провокации:

  • недопустимо создание условий, при которых объект мероприятия лишен возможности избирательности своего поведения;
  • недопустимо побуждение к преступным действиям или вовлечение другого лица в совершение преступления с целью его дальнейшего разоблачения, если у такого лица отсутствует умысел на совершение преступления;
  • инициатива на совершение преступления должна исходить только от объекта ОРМ. а не от должностного лица или конфидента;
  • создается модель реальной ситуации (имеются факты преступной деятельности), позволяющей взять под контроль ее развитие;
  • передача вознаграждения производится с предварительным уведомлением об этом сотрудников соответствующего правоохранительного органа;
  • недопустимо провоцирование кого-либо на преступные действия и нарушения законных прав и интересов граждан;
  • устанавливается контроль за поведением подозреваемых лиц, если известны их намерения и способы действий с целью недопущения нанесения ущерба;
  • при оперативном внедрении допускается совершение конфидентом и оперативником действий, имитирующих преступные действия.

Таким образом, оперативный эксперимент отличается от провокации тем, что, во-первых, при его проведении разрабатываемое (проверяемое) лицо имеет полную свободу выбора вариантов своего поведения (совершать ему преступление или нет), т.е. на него не оказывается ни психического, ни физического давления (насилия). Во-вторых, при оперативном эксперименте отсутствуют признаки организации преступления (ч. 3 ст. 33 УК РФ) или подстрекательства к преступлению (ч. 4 ст. 33 УК РФ).

Кроме того, в отличие от провокационно-подстрекательской деятельности при оперативном эксперименте сознанием оперативника (другого субъекта ОРД) охватывается то, что он совершает действия для защиты от преступного посягательства, а его воля направлена на совершение именно общественно-полезного поведенческого акта. Это одно из основных принципиальных отличий.

Управляющий партнер, адвокат

13.09.2010

Провокация преступления со стороны сотрудников правоохранительных органов достаточно распространена в правоприменительной практике. Особенную актуальность данная проблема имеет по делам о наркотиках, а именно по делам о преступлениях по ст. 228 Уголовного кодекса РФ («Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов»), ст. 228.1 УК РФ («Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов»).

Также провокация часто встречается по делам о взятках и коммерческом подкупе (ст. 204, 290, 291 УК РФ), нарушении авторских и смежных прав (ч.2 ст. 146 УК РФ) и других.

24 июля 2007 года был принят Федеральный закон №211-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму», согласно которому в закон «Об оперативно-розыскной деятельности» (статью 5) внесены дополнения, согласно которым органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация).

То есть провокация преступления законодательно признана незаконным методом ведения оперативно-розыскной деятельности. Однако, несмотря на это, до сих пор очень часто полученные в результате провокации преступления доказательства используются в ходе предварительного следствия, а потом нередко идут в основу обвинительного приговора суда.

Цель настоящей статьи - дать краткие правовые рекомендации для защиты в рамках уголовного дела, возбужденного в результате провокации преступлений.

Большой интерес по данному вопросу представляет дело «Ваньян против Российской Федерации», рассматривавшееся в Европейском суде по правам человека. В 1999 году Григорий Ваньян был осужден Коптевским судом Москвы к семи годам лишения свободы за незаконное приобретение, хранение с целью сбыта и сбыте наркотических средств в особо крупных размерах. Основными свидетелями на процессе выступали сотрудники милиции. Как выяснилось, они для проведения контрольной закупки подговорили знакомую подсудимого, чтобы она попросила Ваньяна купить ей героин. Мужчина согласился, и когда передал женщине наркотик, а взамен получил деньги, тут же был задержан.

Приговор суда первой инстанции был обжалован. В 2000 году после вмешательства Верховного суда президиум Мосгорсуда пересмотрел дело, переквалифицировал действия Ваньяна на более мягкую статью, признав, что осужденный приобрел и хранил у себя наркотик без цели последующего его сбыта. Наказание было снижено до двух лет лишения свободы.

Подсудимый подал жалобу в Европейский суд по правам человека, который по результатам рассмотрения дела признал, что в отношении подсудимого было допущено нарушение его права на справедливое судебное разбирательство (ч.1 ст.6 Европейской конвенции «О защите прав человека и основных свобод»).
Выводы, сформулированные судом в Постановлении по делу "Ваньян против Российской Федерации" от 15 декабря 2005 года, представляют чрезвычайную важность для практики. Приведу наиболее важные положения, которые могут применяться в защите не только по делам, связанным с наркотиками, но и по иным категориям преступлений.

Европейский Суд пришел к выводу, что "если преступление было предположительно спровоцировано действиями тайных агентов, и ничто не предполагает, что оно было бы совершено и без какого-то вмешательства, то эти действия уже не являются деятельностью агента и представляют собой подстрекательство к совершению преступления. Подобное вмешательство и использование его в уголовном процессе могут привести к тому, что будет непоправимо подорван принцип справедливости судебного разбирательства".

Суд также указал, что "не было доказательств того, что … у милиции были основания подозревать заявителя в распространении наркотиков. Простое заявление сотрудников милиции в суде о том, что они располагали информацией о причастности заявителя к распространению наркотиков, которое, судя по всему, не было проверено судом, не может приниматься по внимание… Поэтому Европейский Суд сделал вывод, что милиция спровоцировала приобретение наркотиков… Таким образом, вмешательство со стороны милиции и использование полученных вследствие этого доказательств при рассмотрении уголовного дела против заявителя непоправимо подрывало справедливость судебного разбирательства ".

Европейский суд признал, что по делу Ваньяна имело место нарушение пункта 1 статьи 6 европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 14 ноября 1950 года (принцип справедливого судебного разбирательства).

Российская Федерация является участницей данной Конвенции, которая ратифицирована Федеральным Законом РФ № 54-ФЗ от 30 марта 1998 года. В соответствии с пунктом 4 статьи 15 Конституции РФ и пунктом 3 статьи 1 Уголовно-процессуального кодекса РФ международные договоры РФ являются составной частью законодательства РФ и имеют приоритет над национальным законодательством, в том числе Уголовно-процессуальным кодексом.

В деле "Худобин против Российской Федерации" (Постановление Европейского Суда от 26 октября 2006 г.) суд также отметил, что сотрудники милиции могут действовать тайно, но не заниматься подстрекательством.

В п.10 Постановления Пленума Верховного суда РФ от 10.10.2003 №5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" сказано, что "Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней. Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод ".

Решение Европейского суда по делу "Ваньян против Российской Федерации" определенным образом повлияло на отечественную судебную практику.

После его принятия Пленум Верховного суда РФ в своем Постановлении от 15 июня 2006 года №14 (п.14) сформулировал, что результаты оперативно-розыскного мероприятия могут быть положены в основу приговора, если они получены в соответствии с требованиями закона и свидетельствуют о наличии у виновного умысла на незаконный оборот наркотических средств или психотропных веществ, сформировавшегося независимо от деятельности сотрудников оперативных подразделений, а также о проведении лицом всех подготовительных действий, необходимых для совершения противоправного деяния .

Практика Верховного суда как надзорной инстанции по делам о наркотиках также содержит примеры признания действий сотрудников милиции в качестве провокации преступлений (Определения Верховного суда от 13 февраля 2008 г. N 83-Д08-2, от 22 октября 2007 г. N 83-Д07-18), что нарушает принцип справедливости судебного разбирательства и влечет оправдание по предъявленному в этой части обвинению.
В данных определениях Верховный суд, прекращая уголовные дела, отметил, что отсутствуют данные свидетельствующие о том, что подсудимый совершил бы преступление без вмешательства сотрудников милиции. Какие-либо иные данные, свидетельствующие о том, что подсудимый совершал аналогичные действия ранее в отношении других лиц, отсутствуют.

Возникает вопрос – где же граница между провокацией и законными действиями сотрудников правоохранительных органов по работе с оперативной информацией? Ведь без эффективной и хорошо налаженной оперативно-розыскной деятельности невозможна борьба с преступностью. Как отличать законные оперативно-розыскные мероприятия (например, в форме проверочной закупки или оперативного эксперимента) от провокации?

Для установления провокации необходимо прежде всего дать ответ на два вопроса: "Было бы совершено преступление без создания искусственных условий?" и "Решилось бы лицо на совершение преступления без подстрекательства, помощи или иного содействия оперативных сотрудников"? Только при твердом положительном ответе на оба данных вопроса можно говорить об отсутствии провокации.
Провокация имеет место, если умысел на совершение преступления изначально отсутствовал и сформировался исключительно в результате действий оперативных сотрудников правоохранительных органов. Главный вопрос в том – от кого исходит инициатива. Лицо должно самостоятельно начать преступную деятельность без какого-либо внешнего вмешательства. Оперативно-розыскные мероприятия должны ставить под контроль уже происходящие криминальные процессы, но не способствовать и, тем более, не провоцировать совершение преступлений.

Распространенность провокаций преступлений на практике может говорить только о низком качестве правоохранительной деятельности. Для правового государства нельзя признать приемлемой ситуацию, когда преступление совершается в результате содействия/провокации/подстрекательства оперативных сотрудников, а потом раскрывается органами предварительного расследования. Более того, практика искусственного создания преступлений и их последующим раскрытием только вредит настоящей борьбе с преступностью.

Данная трактовка провокации преступлений полностью сочетается с принципом презумпции невиновности человека, установленном ст. 14 Уголовного-процессуального кодекса РФ и ст. 49 Конституции РФ, согласно которому обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, а все неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу.

Однако в виду общего обвинительного уклона в системе современного российского уголовного судопроизводства, при ничтожно малом количестве оправдательных приговоров, суды первой и кассационной инстанции в подавляющем большинстве случаев становятся на сторону государственного обвинения и выносят обвинительные приговоры даже при признаках провокации преступлений.

Тем не менее следует защищать свои права, ссылаясь на принцип справедливого судебного разбирательства, установленный статьей 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, и практику Европейского Суда по правам человека, признающего недопустимость провокации преступлений в сфере уголовного судопроизводства.

Если какое-либо деяние было совершено в результате провокации, то уголовное преследование лица является незаконным, а доказательства полученные в результате провокации или иной незаконной оперативно-розыскной деятельности – незаконными, то есть не соответствующими пункту 1 статьи 6 Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод».

Доказательства же, полученные в нарушение закона, являются недопустимыми (статья 75 Уголовно-процессуального кодекса РФ). Более того, провокация свидетельствует об отсутствии умысла на совершение преступления.

Таким образом, любые действия по провокации или искусственному созданию условий для совершения преступления являются неправомерными и влекут незаконность дальнейшего уголовного преследования.

Подстрекатель осознает, что подталкивает другое лицо на совершение преступления и желает этого. Он считается соучастником преступления, который по каким-либо обстоятельствам не может или не хочет участвовать в его исполнении. В случае совершения преступления путем подстрекательства ни одна из участвующих сторон не заинтересована в его раскрытии и наступлении соответствующих последствий. В отличие от подстрекательства, при провокации лицо заинтересовано в выявлении преступления и его раскрытии. Законодательством не установлен порядок наказания за провокацию преступления, за исключением провокации криминального подкупа и взятки согласно статье 304 УК РФ. Под такой провокацией понимают передачу денег, ценных бумаг, другого имущества либо оказание определенных услуг лицу, занимающему должностную позицию.

Post navigation

Оконченным данное преступление следует считать с момента, когда лицо, которому в провокационных целях передаются деньги, ценности или иное имущество, их принимает. Если же, к примеру, это лицо, не замечая положенных ему в конверт денег, выбрасывает конверт в мусоропровод, лицо, передавшее конверт, может нести ответственность только за покушение на преступление.
4. В качестве субъекта преступления могут выступать как должностные лица (прежде всего оперативные сотрудники правоохранительных органов), так и иные граждане, обладающие общими признаками субъекта преступления: вменяемостью и возрастом не менее 16 лет. Квалификация провокации отдельных преступлений (Шумихин В Жалинский А.Э.

Внимание

Современное немецкое уголовное право. М.: ТК «Велби»; Проспект, 2004. 560 с. 4. Говорухина Е.В. Понятие и правовые последствия провокации в уголовном праве: Дис.


. канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2002. 176 с. 5.

Провокация преступлений или кто в нашей стране нарушает закон

Важно

Провокатор также может преследовать цель ввести провоцируемое лицо в зависимое положение. Он сможет шантажировать виновного. Таким образом, провокацию преступления можно разделить на два вида:

  • побудительная провокационная деятельность по отношению к определенному лицу с целью совершения им преступного деяния;
  • законная деятельность уполномоченных лиц, направленная на выявление и раскрытие преступления.

К сожалению, проблема определения понятия провокации недостаточно освещена в законодательной базе.


Помимо провокации существует подстрекательство к совершению преступления. Об этом речь пойдет дальше. Подстрекательство и провокация преступления Несмотря на схожесть механизмов осуществления, действующее законодательство дифференцирует понятия подстрекательства и провокации.


Главное отличие между ними заключается в конечной цели и преследуемых задачах.

Провокация драки оскорблением

Инфо

Оглавление:

    • Есть ли статья за провокацию
    • Квалификация провокации отдельных преступлений (Шумихин В
    • Противодействие преступности в учреждениях исполняющих наказания
    • Верховный суд дал понятие полицейской провокации
    • Провокация человека статья
  • Есть ли статья за провокацию

Есть ли статья за провокацию Вспомним только, что провокация самоубийства - не есть преступление. В отличие от слова «провокация», слово «преступление» - зрелое, базисное, системообразующее научное юридическое понятие, это «виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное уголовным кодексом под угрозой наказания ».


После недолгого размышления пришел к выводу о том, что провокация преступления - это то, чего в реальности нет. 303 УК. 3.

Статья 304. провокация взятки либо коммерческого подкупа

Статья 304 УК РФ создания доказательств совершения преступления либо шантажа, - наказывается штрафом в размере до двухсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев, либо принудительными работами на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, Вспомнили, наконец, про статью - Провокация взятки ПАСМИ уже освещало версии ареста генералов и их подчиненных, но на этот раз наш корреспондент попытался разобраться в правовой плоскости обстоятельств, с которых начались громкие аресты сотрудников и глав ГУЭБиПК, и на чем построено уголовное дело. Провокация взятки была запрещена принятым в 1996 году новым Уголовным кодексом Российской Федерации – статья 304.

Ipc-zvezda.ru

Противодействие преступности в учреждениях исполняющих наказания Основополагающими принципами законной провокационной деятельности являются: законность, уважение и соблюдение прав человека, сочетание гласных и негласных методов и средств, тесное взаимодействие между оперативными работниками и следователями. Сложнее, если у объекта провокации есть выбор действий и неизвестно, по какому пути он пойдет.

Таким образом, можно спровоцировать как желаемый результат, так и не желаемый, например тяжкое преступление. Верховный суд дал понятие полицейской провокации Еще 140 тысяч 47 разрешений на контроль телефонных разговоров было выдано в рамках следственных действий.

Здесь записи прямиком ложились в уголовное дело. Весьма болезненный вопрос - провокации спецслужб.
Провокация взятки в уголовном законе определена как попытка передачи должностному лицу без его согласия денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа. В данной формулировке использовано такое словосочетание как «попытка передачи».
Провокация взятки Я бы назвал это подстрекательством к получению взятки. Но поскольку в большинстве случаев, и в судебной практике используется именно такой термин, буду использовать его.
Провокация взятки со стороны сотрудников правоохранительных органов довольно распространенная тема для обсуждений в юридической литературе. Часто встречается она и в судебной практике.
Таким образом, провокация, «то есть попытка передачи должностному лицу <… денег <… в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа», уже более 15 лет является уголовно-наказуемым деянием. При этом, принятый Госдумой в 1995 году закон об оперативно-разыскной деятельности (ОРД) на протяжении 10 лет действия названной статьи не запрещал оперативникам «подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий» должностных лиц. Провокация преступления При этом в ходе рассмотрения дела все они утверждали, что до проведения оперативных мероприятий, положенных в основу обвинения, никогда не занимались преступной деятельностью и если бы не провоцирование со стороны правоохранительных органов, никогда бы не совершили данного преступления. Российские суды не приняли во внимание позицию защиты.

Уголовно наказуемо статья за провокацию человека

Егоров В.С., Кудашов В.Н. Уголовно-правовой анализ объективных признаков незаконного оборота огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств // Вестник Пермского университета. умыслом, поскольку виновный преследует цель последующего изобличения давшего или получившего взятку. Умышленное создание должностным лицом обстановки и условий, вызывающих предложение или получение взятки в целях последующего изобличения давшего или получившего взятку, признается оконченным преступлением с момента совершения указанных действий, независимо от того, была ли получена или предложена взятка.

  • Все услуги юристов в Москве Защита осужденного Москва от 20000 руб. Представительство в суде апелляционной инстанции Москва от 40000 руб.

Похожие вопросы

  • Провокация драки путем оскорблений и дискриминации 10 Декабря 2017, 04:05, вопрос №1840549 2 ответа
  • Провокация драки с последующей выдачей поощрающего подзатыльника 20 Ноября 2016, 07:16, вопрос №1446819 2 ответа
  • Возможно ли отчислить ребенка в принудительном порядке из общеобразовательного учреждения? 26 Января 2017, 12:56, вопрос №1513756 3 ответа
  • Ответственность за провокацию драки и угрозу физической расправой 25 Октября 2015, 19:56, вопрос №1018593 2 ответа
  • Как подать в суд на иностранного гражданина за моральный и физический ущерб? 19 Мая 2013, 11:30, вопрос №84158 2 ответа

Смотрите также

  • Квалифицируйте содеянное.

Например, если имело место подстрекательство к убийству, которое впоследствии было исполнено, все соучастники понесут ответственность как минимум по п. «ж» ч. 3 ст. 105 УК РФ (при отсутствии других отягчающих признаков), а к обвинению подстрекателя добавится еще ч. 4 ст. 33 УК РФ. Ссылка на ст. 33 УК РФ не применяется, если подстрекатель принимал непосредственное участие в совершении преступления, то есть являлся его соисполнителем.

Однако это не значит, что наказание в этом случае будет мягче. При выборе санкции суд руководствуется в том числе ст.
67 УК РФ, которая предписывает назначать наказание исходя из роли каждого соучастника, с учетом характера его участия в преступлении и т. д. Таким образом, подстрекательство вкупе с непосредственным исполнением, напротив, повлечет более серьезные последствия, нежели для рядовых соучастников.

Ранее мы уже рассказывали о делах Ваньяна, Худобина и Банниковой, в которых ЕСПЧ дал свое толкование провокации и запретил такой метод как не соответствующий ст.6 ЕКПЧ. Однако провокации в ходе ОРМ продолжают совершать. Слово «провокация» само по себе еще не стало юридическим термином, его значение - юридическим понятием, а сами действия, обозначаемые им, пока не являются в нашей стране преступлением.

Вспомним только, что провокация самоубийства - не есть преступление. В отличие от слова «провокация», слово «преступление» - зрелое, базисное, системообразующее научное юридическое понятие, это « виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное уголовным кодексом под угрозой наказания ». После недолгого размышления пришел к выводу о том, что провокация преступления - это то, чего в реальности нет.

Провокация преступлений или кто в нашей стране нарушает закон

Однажды просматривая судебную практику и комментарии к ней в одной из электронных правовых систем, мне, как начинающему адвокату, на глаза попалась статья «К вопросу о провокации преступления …», которая меня сильно заинтересовала, и заставила подробно изучить судебную практику российских судов, в которых осужденные за незаконный оборот наркотических средств, нарушение авторских прав путем установки контрафактных компьютерных программ, кражу, совершили данные, с точки зрения суда и правоохранительных органов, преступления в обстоятельствах, искусственно созданных теми же сотрудниками правоохранительных органов, которые путем возбуждения у граждан интереса к деньгам или приобретении наркотических средств вынуждали совершать противоправные действия, за которые предусмотрена ответственность в виде лишения свободы по Уголовному кодексу РФ.

Жизнь не заставила себя долго ждать и первое уголовное дело, в котором мне было понятно, что это дело является результатом совершения провокации преступления сотрудниками полиции была кража — тайное хищение чужого имущества (ст.158 УК РФ).

Обстоятельства дела были довольно банальными, сотрудники милиции сажали на лавочку с утра девушку с дамской красной сумочкой напротив продуктового магазина, где местные, праздно проводящие время люди, с утра покупали спиртные напитки, чтобы весело продолжить свою, как им казалось, беззаботную жизнь.

Девушка не просто сидела на лавочке, она как бы дремала, лавочка была достаточно длинной, сумочка стояла чуть вдалеке от нее, я привык проверять показания своих клиентов на месте и часто приезжаю на «место преступления», чтобы понять как все происходило или как могло быть на самом деле, что создавало впечатление, что сумочка ни этой девушки, а ничья, просто кем-то забытая вещь. Стоящему рядом с задремавшей девушкой человеку хотелось верить, что девушка спит, а сумка просто забыта кем-то.

Рано или поздно к сумке подходил человек и ходил вокруг нее кругами, соблазн с утра опохмелиться при отсутствии денег был очень велик и рано или поздно сумка на время приобретала своего нового «хозяина». Почему на время, потому что в этот момент или через несколько шагов нового обладателя женской сумочки задерживали сотрудники милиции. Девушка тут же просыпалась и заявляла, что она и есть хозяйка сумки. В присутствии понятых в сумку открывали и находили в ней старый пропуск владелицы сумки и разные другие ненужные вещи.

То, что это была именно провокация преступления, меня убедило и поведение самой девушки, посаженной на скамейку рядом с дамской сумкой, она дремала утром на скамейке в холодное ноябрьское утро в двух шагах от своего дома, и содержимое ее сумки составляло, кроме старого просроченного пропуска с предыдущей работы, а девушка не работала уже более года, два СД — диска со старыми и далеко непопулярными фильмами, такими дисками, которые обычно есть в кабинете каждого следователя ОВД, фильмы на которых во время воскресного скучного дежурства от нечего делать просматривают сотрудники милиции, теперь полиции. В сумке также находился тюбик со старой помадой и засохшая кисточка, которой давно уже никто не пользовался. Создавалось впечатление, что в сумку собрали самое ненужное, то, что обычно предназначено для мусорного ведра.

При допросе потерпевшей мне удалось выяснить, что она не работает, в момент, когда в отношении нее было совершено преступление, ее родители были на работе, ключи обычно она носит в сумке, но в сумке ключей от дома не оказалось, Назвать какие фильмы находятся на дисках и откуда они взялись у нее в сумке она также затруднилась, как и не смогла уточнить название фирмы помады и брасматика, которые находились в ее сумке.

Я также допросил подсудимого, ему после того, как он протрезвел и оценил ситуацию, поведение девушки тоже показалось странным. Сотрудники милиции, которые задержали подсудимого, также затруднились ответить, откуда и куда они шли, какое служебное задание выполняли.

Я просил суд провести психофизиологическую экспертизу с применением полиграфа на предмет участия девушки в оперативном мероприятии, просил направить судебные запросы в ГИЦ и ЗИЦ с целью установления по каким уголовным делам и в качестве кого данная особа прекрасного пола «проходила», но суд мне в этом отказал, даже не дожидаясь ответа потерпевшей на мой вопрос — готова ли она пройти полиграф и подтвердить, что не участвовала в оперативной мероприятии по выявлению лиц, склонных к совершению краж.


Все остальные мои доводы, ссылки на закон и логические рассуждения о том, что в данном случае в действиях подсудимого отсутствует состав преступления, суд оставил без внимания.

Далее в моей адвокатской практике были дела о приготовлении к сбыту наркотических средств в особо крупном размере, как правило, без доказательств того, что приготовление к сбыту имело место быть, то есть то, что наркотическое средство во время задержания было не только у самого подсудимого, при нем, в карманах одежды, ручной клади, но и в его автомобиле или дома, суды переходили с приготовления к сбыту наркотического средства в особо крупном размере на хранение в крупном размере и назначали наказание подсудимым не связанное с реальным лишением свободы.

В одних случаях помогали попытки добиться назначения психофизиологической экспертизы с применением полиграфа оперативным сотрудникам, в других случаях, кроме вышеуказанных попыток о назначении экспертизы, положительные характеристики подсудимых, в других — многочисленные процессуальные ошибки допущенные сотрудниками правоохранительных органов на стадии организации и проведения оперативно-розыскных мероприятий, задержания и расследования уголовного дела, иногда в судах удавалось доказать в ходе судебного следствия, что провокация к совершению преступления исходила от «подставных» граждан, действовавших в интересах правоохранительных органов.

Так, при защите прав и законных интересов подсудимого в одном из районных судов г. Москвы, мне удалось, допросив в суде оперативного сотрудника, доказать то, что некий гражданин Н., неоднократно судимый за кражи, постоянно появлялся в одном из салонов красоты и предлагал наркотические средства, как только он сбывал наркотическое средство, тех, кому он сбывал наркотик, тут же задерживали сотрудники полиции, сам «сбытчик» наркотических средств к уголовной ответственности за незаконный оборот наркотических средств к уголовной ответственности не привлекался, то есть действовал в интересах правоохранительных органов.

Суд в этом случае осудил моего подзащитного за хранение и сбыт наркотического вещества, но назначил ему наказание в виде условного срока лишения свободы.

Поскольку мой подзащитный был гражданином иностранного государства, не имел регистрации на территории нашей страны и находился под стражей, суд обязал его после вступления приговора суда в законную силу, зарегистрироваться по месту пребывания и встать на учет в уголовно-исполнительной инспекции.

В одном из уголовных дел, в котором я участвовал в суде, подсудимый после его задержания сотрудниками полиции за покушение на сбыт наркотического вещества -героина в крупном размере, действовал он в данном случае по требованию своей жены, которая под угрозой того, что, если муж не выручит одного из ее знакомых наркоманов тем, что отвезет ему дозу наркотического средства, выбросится из окна четвертого этажа на тротуар вместе с их семимесячным сыном, сделал заявление о том, что желает добровольно выдать наркотическое средство, находящееся в квартире, где он проживает, он также пояснил, что героин принадлежит не ему, а его жене, которая стоит на учете в ПНД в связи с наркотической зависимостью, вместо того, чтобы составить документ «явка с повинной», сотрудники полиции вынесли постановление о проведении обыска и изъяли у него в квартире героин, предъявили ему обвинение в незаконном хранении героина в крупном размере.

Затем сотрудники полиции предложили задержанному в обмен на то, что они не будут просить суд избрать для него меру пресечения — заключение под стражу, признаться в том, что он за день до задержания сбыл героин тому же гражданину — приобретателю наркотического средства в особо крупном размере. Задержанный, имея на руках семимесячного сына, шестилетнюю дочь и живя с женой, которая 10 лет употребляла героин, согласился с данным предложением и написал заявление — «явка с повинной» при этом якобы передал сотрудникам полиции денежные средства, которые он получил за продажу героина.

Псевдо-приобретатель наркотического средства, который участвовал в ОРМ «проверочная закупка» в первом эпизоде уголовного дела, когда задержанному предъявили обвинение в покушении на сбыт наркотического вещества в крупном размере, по второму эпизоду уголовного дела, якобы, добровольно пришел в ОВД и выдал наркотическое средство в особо крупном размере.

Сотрудники полиции по материалам дела провели героин в особо крупном размере, провели исследование и экспертизу, и отправили наркотическое средство в ГУВД г. Москвы.

Тогда, когда уголовное дело поступило в суд и меня назначили подсудимому защитником в порядке ст. 51 УПК РФ, моего подзащитного обвиняли в хранении наркотического средств в крупном размере, покушении на сбыт наркотического средств в крупном размере и в сбыте наркотического средств в особо крупном размере.

Единственного реального свидетеля — закупщика героина, как по первому, так и по второму эпизоду, сторона обвинения, которая первая представляет суду свои доказательства, прятала до последнего момента.

Суду я представлял свидетелей защиты и письменные доказательства того, что в действиях моего подзащитного нет состава преступления и он не подлежит уголовному преследованию.

По покушению на сбыт стороной защиты были представлены пять свидетелей, которые пояснили, что подсудимый действительно живет с женой, которая 10 лет употребляет героин, что жена склонна к неадекватному поведению, суду были представлены справки из скорой психиатрической медицинской помощи о том, что врачи приезжали по вызову в место жительство подсудимого, когда жена подсудимого дважды топором рубила кроватку младенца, требуя помочь ей с наркотиками.

Супруга осужденного также несколько раз оставаясь в квартире с детьми подсудимого поджигала квартиру и подъезд дома, где они жили.

По первому эпизоду, все указывало на то, что подсудимый действовал в условиях крайней необходимости, когда он стоял перед выбором отвезти наркотическое средство знакомому супруги, наркоману, у которого началась ломка, или потерять своих детей навсегда.

Относительно эпизода с хранением героина в крупном размере суду с большим трудом удалось представить супругу подсудимого, которая боялась уголовного наказания, и которую только с четвертого раза удалось уговорить дать показания в суде о том, что тот героин, который изъяли у них дома приобретался ею для своих личных нужд.

Сказать, что допрашивать данного свидетеля было не просто трудно, значит, ничего не сказать, свидетель пыталась несколько раз покинуть здание суда, отказывалась говорить правду, засыпала во время допроса в суде, не понимала о чем ее спрашивают, наконец, внятно ответила, что наркотическое средство принадлежит ей и представила справку из ПНД, в котором находится на учете.

Доказать то, что второй эпизод вообще был плодом фантазий сотрудников милиции помогло то, что за полгода до начала суда, приобретателя наркотического вещества в том же суде судили за незаконное хранение героина.

Все свидетели, которые были очевидцами времяпрепровождения подсудимого в тот период времени, когда он якобы сбыл героин свидетелю обвинения, подтвердили алиби подсудимого и подробно, детально пояснили суду обстоятельства времени, когда они с подсудимым были вместе в парке «Серебряный Бор», как зашли за ним и его дочерью и гуляли по г. Москве, были вторую половину дня и вечер в парке, как проводили его с дочерью до самой двери квартиры, где подсудимый жил с семьей. Они также рассказали суду, что подсудимый ни на минуту от них не отлучался, что к ним никто из незнакомых граждан не подходил.

Явившемуся в суд свидетелю — гражданину, которому якобы подсудимый сбыл героин в особо крупном размеры, ничего не оставалось, как дать показания о том, что героин он приобрел у подсудимого в парке Серебряный Бор».

Когда после заявления неоднократных ходатайств стороной защиты суд все-таки вынужден был истребовать из канцелярии суда уголовное дело и приговор, на основании которого единственный свидетель обвинения был осужден за незаконное хранение героина председателем районного суда г. Москвы, в приговоре было указано, что данный свидетель приобрел героин у неизвестного ему гражданина во дворе ОВД по району Сокол.

Согласно данному приговору совпадали дата и время сбыта наркотического средства, однако место было другое.

На вопрос стороны защиты единственному реальному свидетелю обвинения: «Когда же Вы говорили правду — при рассмотрении уголовного дела в отношении себя или в отношении подсудимого?», свидетель долго не отвечал на вопрос стороны защиты, затем сказал, что употребляет героин, память у него плохая, и он мог что-то перепутать.

Доводы о провокации преступления и о том, что второго эпизода, равно как и хранения подсудимым наркотического средства вообще не было, о крайней необходимости, когда причиняемый ущерб государству в виде сбыта дозы наркотического средства наркоману меньше, чем тот ущерб, который мог быть причинен, если бы мать, состоящая на учете в ПНД 10 лет в связи с зависимостью от героина, выбросилась бы из окна четвертого этажа вместе с семимесячным ребенком или просто выронила малыша из рук, судом услышаны не были.

Откуда появился героин по второму эпизоду после того, как данный героин уже был изъят сотрудниками полиции во время рассмотрения уголовного дела в отношении свидетеля обвинения и уничтожен, суд совершенно не интересовал.

Надеясь на то, что защита не будет обжаловать приговор суда, суд назначил по трем эпизодом подсудимому наказание в виде реального лишения свободы сроком до 6 лет.

Мать осужденного была безутешна, она попросила меня составить жалобу в Квалификационную коллегию судей г. Москвы на судью, которая рассматривала уголовное дело в отношении ее сына, грубо нарушая уголовный закон и уголовно-процессуальное законодательство. Я посоветовал ей также обратиться с составленными мною доводами о нарушении судом закона в Прокуратуру РФ города Москвы, Следственный комитет РФ, Председателю Мосгорсуда Егоровой О.А., а также к Председателю Верховного Суда РФ Лебедеву В.М., в Судебный департамент при Верховном Суде РФ. Всего было написано 27 жалоб в различные инстанции, в итоге-судья ушла в отставку.

Составляя данную жалобу у меня не было к судье ничего личного, несмотря на то, что не все мои ходатайства судья принимала и ставила на обсуждение, несмотря на то, что они соответствовали закону и относились к допросу явившихся в суд свидетелей и ожидавших в коридоре суда, истребовании из канцелярии суда материалов другого уголовного дела, о котором написано выше, ходатайств о проведении экспертиз, все данные ходатайства были аргументированы, во всех них были ссылки на закон и на обстоятельства, которые могут подтвердить свидетели или иные письменные доказательства; меня нисколько не удручало то обстоятельство, что судья во время рассмотрения уголовного дела все время обращалась к государственному обвинителю с репликами: «Ишь чего захотел», «Да кто это такой, без году неделя, а чего — то просит», «Дайте мне адвоката, который отработал в адвокатуре 20 лет, а то этот какой-то заумный», мне просто нужно было делать свое дело.

Так, мы дошли до кассационной инстанции Мосгорсуда, где приговор районного суда оставили в силе, а мою жалобу без удовлетворения.

Мать осужденного, которая имела серьезные намерения идти по правовому пути защиты прав осужденного сына дальше, я предлагал ей помощь при обращении в структурное подразделение Следственного комитета РФ с заявлением о возбуждении уголовного дела в связи с дачей заведомо ложных показаний единственным реальным свидетелем обвинения, но после кассации, она перестала брать трубку телефона и отвечать на мои звонки.

Я продолжал защищать граждан нашей страны в судах и верить, что мой час придет, и я рано или поздно докажу, что уговаривать людей совершать преступления незаконно.

Защищая людей по обвинению в совершении другого, довольно распространенного преступления — ст.146 УК РФ «Нарушение авторских прав» в связи с распространением контрафактной продукции — нелицензионных программ таких известных правообладателей как «Майкрософт офис» и «Автодеск Инкорпорейтед» я неоднократно заявлял, что первостепенными задачами правоохранительных органов являются не только раскрытие преступлений, а их профилактика и предотвращение, именно эти главные задачи позволят нам идти по пути становления социального правового государства. Не нужно дожидаться того, когда преступление будет совершено, нужно еще до его совершения принимать меры к тому, чтобы закон не был нарушен.

К сожалению, наше уголовно-правовое законодательство не совершенно, если ст. 304 УК РФ предусматривает наказание за провокацию взятки или коммерческого подкупа, то относительно уговоров и подстрекательства к совершению иных категорий преступлений уголовное наказание отсутствует, мое время добиться первых желаемых результатов пришло только в 2011 году. Дважды в районных судах г. Москвы были вынесены оправдательные приговоры по ч.3 ст.146 УК РФ. По результатам рассмотрения уголовных дел было установлено, что подстрекать или иным образом склонять к совершению преступлений запрещено законом.

Сказать честно, я не ожидал данных судебных актов, хотя считал, что они рано или поздно состоятся.

В одном из районных судов г. Москвы, уже поздно вечером, я попросил судью дождаться своего подзащитного в коридоре суда и не присутствовать при оглашении приговора, судья мне это разрешил, я остался в коридоре суда допивать свой кефир с булкой, дверь в зал судебного заседания была закрыта, хотя я слышал отголоски отдельных фраз, слышал я и самое главное слово в жизни адвоката по уголовным делам «ОПРАВДАТЬ». Дверь открылась, ко мне вышел довольный, раскрасневшийся оправданный клиент, размахивая над головой прошитыми листками бумаги формата, А — 4, на которых был изложен оправдательный приговор, с огромной и нескрываемой улыбкой он молча протянул мне руку, а затем сказал: «Судья Вас просит зайти в зал судебного заседания». Я встал и зашел в зал. Судья строго и уважительно посмотрел на меня и сказал: «Полная и окончательная победа. Спасибо». Я стал также сдержанно благодарить судью и сказал: «Это Вам спасибо». Судья недоуменно посмотрел на меня и спросил, немного оторопев: «А мне за что?». Я ответил судье: «За то, что у Вас остались совесть, чувство справедливости, знание закона и смелость правильно применять его на практике». Судья смутился и ответил: «Мне говорить спасибо не за что, просто практика судебная поменялась». Я понял, что разговор наш нужно заканчивать, вежливо попрощался и удалился из зала судебного заседания. Мы в непринужденной беседе с уже оправданным осужденным дошли до метро и распрощались. Прокуратура обжаловала приговор суда, но отмены его добиться не смогла.

То, что это была не только моя победа я знаю точно, результатом оправдательного приговора стали усилия многих граждан и адвокатов нашей страны, которые не были смущены судебной практикой наших судов, которая шла не по тому пути, по которому нужно.

Так, в суде, кроме того, что была доказана провокация преступлений со стороны сотрудников правоохранительных органов, был пойман некий эксперт, который на территории нашего государства более десяти лет давал заключения по итогам проведения судебной информационной компьютерно-технической экспертизы о контрафактности компьютерных программ от Мурманска до Владивостока, который, как оказалось после получения ответа на адвокатский запрос, купил свой диплом технологического университета «Станкин» в переходе метро, причем специальности, указанной в нем, в нашей стране вообще не существует.

По итогам рассмотрения дела суду были представлены доказательства того, что мнимый представитель потерпевшего в Российской Федерации ООО «Балтийское юридическое бюро» не имеет в нашей стране никаких полномочий со стороны известных правообладателей. Доверенность, предоставленная ими, в торговом реестре зарегистрирована не была, а для того, чтобы якобы ее выдать гражданину Эстонии, клерку среднего звена американской компании «Аутодеск Инкорпорейтед», нотариусу из Голландии пришлось лететь в Великобританию.

Позже во время рассмотрения уголовного дела в суде компания ООО «Балтийское юридическое бюро» было преобразовано в компанию «АЙПИновус», доверенность снова не соответствовала требованиям закона, так как опять не была зарегистрирована в торговом реестре и выдавалась через право передоверия, что в данном случае вообще не могло быть, гражданкой Швеции в Германии гражданину третьей страны.

Скажу лишь следующее, после того, как данные обстоятельства были представлены суду от компании «АЙПИновус» суды общей юрисдикции, как по уголовным, так и по гражданским делам, а также судьи арбитражных судов РФ стали требовать доказательств того, что правообладателям известно, что дела с их представителями слушаются в конкретном суде, поскольку данные доказательства в суд «представителями» представлены не были, судьи по всей стране стали отказывать в исковых требованиях представителям компании «АЙПИновус».

В связи с подложностью документа об образовании эксперта К. в судах г. Москвы стали отменяться обвинительные приговоры в апелляционных и надзорных инстанциях, по тем делам, которые были в производстве районных судов, выносились оправдательные приговоры, стало меняться уголовно-процесуальное законодательство, уголовные дела стало возможным направлять на дорасследование в связи с тем, что 2 июля 2013 г. Конституционный Суд РФ принял постановление № 16-П «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Республики Узбекистан Б. Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда», после чего уголовные дела стали возвращать прокурору в соответствии со ст. 237 УПК РФ.

В своей деятельности мне часто приходится изучать постановления Европейского Суда по правам человека по уголовным делам, в том числе, в связи с совершаемыми незаконными действиями оперативных сотрудников, которые уговаривают наших соотечественников совершать преступления, и хотелось бы отметить, что, наверное, одним из немногочисленных случаев, когда ЕСПЧ не признал действия «тайных агентов» провокацией преступления было дело Банникова против России (Bannikova v. Russia) (N 18757/06). Соглашаясь с мнением судей, принявших данное постановление, скажу, что в этом деле оперативный сотрудник был внедрен в преступное сообщество только после того, как согласие между стороной, взявшей на себя доставить партию наркотического средства, и заказчиком уже было достигнуто.

При принятии постановлений по таким уголовным делам, как «Ваньян против России», «Эдвардс (Edwards) и Льюис (Lewis) против Соединенного Королевства», «Тейшер де Кастро против Португалии», «Худобин против Российской Федерации», «Шенк против Швейцарии», «Аллан против Соединенного Королевства», «Мастепан против Российской Федерации» и другим, ЕСПЧ однозначно в своих судебных актах указывал: «Таким образом, полицейские спровоцировали совершение преступления, которое в противном случае не имело бы место. Такая ситуация незамедлительно отразилась на справедливости судебного процесса… Основные требования справедливости, указанные в статье 6 Конвенции, относятся к любому виду преступлений, от самых незначительных до особо тяжких. Общественный интерес не может оправдать использование доказательств, полученных при помощи провокаций полиции… В свете всего вышеизложенного, Суд делает вывод, что действия сотрудников полиции не подпадают под определение действий негласных агентов, так как они спровоцировали совершение преступления, и нет никаких доводов в пользу того, что если бы не их вмешательство, преступление было бы совершено» или «два полицейских не ограничились обыкновенным расследованием… неправомерных действий лица, а осуществили действия, которые спровоцировали совершение преступления», что является грубейшим нарушением закона и является недопустимыми действиями сотрудников правоохранительных органов», а также «действия тайных агентов направлены на подстрекательство преступления и нет оснований полагать, что оно было бы совершено без их вмешательства, то это… может быть названо провокацией. Такое вмешательство и его использование в разбирательстве уголовного дела может непоправимо подорвать справедливость суда» и «Данных о том, что преступление было бы совершено без их вмешательства, не имеется. С учетом такого вмешательства и его использования в оспариваемом уголовном деле суд над заявителем не может считаться справедливым», кроме того, «Действия полицейского и знакомство с заявителем вышли за пределы пассивного контроля существующей криминальной деятельности: отсутствуют данные о том, что заявитель ранее когда-либо совершал преступления, в частности, связанные с коррупцией; все встречи заявителя и полицейского имели место по инициативе последнего; со стороны полицейского и его знакомого заявитель, по-видимому, подвергся провокации к совершению преступления, хотя отсутствуют объективные доказательства того, что он имел намерение принять участие в такой деятельности. На протяжении всего разбирательства заявитель утверждал, что его подстрекали к совершению преступления. Соответственно, национальным властям необходимо было, по меньшей мере, провести тщательное расследование по вопросу подстрекательства к совершению преступления со стороны органов преследования. Для этой цели необходимо было, в частности, установить, по каким причинам была организована операция, пределы участия полиции в преступлении и характер и природу любого подстрекательства или давления, которому подвергся заявитель» и наконец: «Действия полицейского и знакомого заявителя представляли собой подстрекательство заявителя к совершению преступления, за которое он был осужден. Данных о том, что преступление было бы совершено без их вмешательства, не имеется. С учетом такого вмешательства и его использования в оспариваемом уголовном деле суд над заявителем не может считаться справедливым».

Согласно Толковому словарю русского языка, провокация — это предательское поведение, подстрекательство кого-нибудь к таким действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые для него последствия (С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская Академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. — 4-е изд., дополненное. М.: Азбуковник, 1999. С. 607.);

Под провокацией в уголовно-правовом аспекте понимают подстрекательство к совершению преступления; подстрекателем, в соответствии с частью четвертой ст. 33 УК РФ признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом.

Толкование правовой нормы провокации преступления дал Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 10 февраля 2000 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе», разъяснив, что «не является провокацией взятки или коммерческого подкупа проведение предусмотренного законодательством оперативно-розыскного мероприятия в связи с проверкой заявления о вымогательстве взятки или имущественного вознаграждения при коммерческом подкупе».

Таким образом, при проведении ОРМ инициатива на совершение преступления должна исходить только от объекта оперативно-розыскного мероприятия, а не от должностных лиц оперативного подразделения органа внутренних дел. В противном случае побуждение к преступным действиям или вовлечение лица в совершение преступления с целью его дальнейшего разоблачения, если у такого лица отсутствовал умысел на совершение преступления, несомненно, должны быть признаны провокацией преступления, при этом в действиях подсудимого отсутствует состав преступления.

Никогда не следует забывать, что согласно действующему российскому уголовно-процессуальному законодательству — ст.1 УПК РФ «порядок уголовного судопроизводства, установленный УПК РФ, является обязательным для судов, органов прокуратуры, органов предварительного следствия и органов дознания, а также иных участников уголовного судопроизводства», а также то, что на основании п.2 ч.1 ст.6 УПК РФ «уголовное судопроизводство имеет своим назначением, в том числе, защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод».

В своей адвокатской практике не лишним считаю ссылаться и на определение Конституционного Суда РФ от 23 сентября 2010 г. N 1198-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Цехмейструка Анатолия Анатольевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 5, 6 и 11 Федерального закона „Об оперативно-розыскной деятельности“ и статьи 228.1 Уголовного кодекса Российской Федерации», определение Конституционного Суда Российской Федерации от 19 февраля 2009 года N 91-О-О и от 26 января 2010 года N 81-О-О, в котором говорится о том, что «Пункт 4 части первой статьи 6 Федерального закона „Об оперативно-розыскной деятельности“ применяется в системной связи с предписаниями части восьмой статьи 5 того же Федерального закона, которая прямо запрещает соответствующим органам (должностным лицам) при осуществлении оперативно-розыскных мероприятий подстрекать, склонять, побуждать граждан в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий, т. е. совершать действия, провоцирующие граждан», мои усилия были тщетными доказать то, что интерес к совершению преступления возник у подсудимого не по его воли, а был искусственно инициирован или, правильно сказать, спровоцирован сотрудниками правоохранительными органами, суд мне не позволил, несмотря на то, что еще 11 мая 2005 года своим постановлением Конституционный Суд РФ подтвердил свою правовую позицию по обязанности судей на практике соблюдать положения Римской конвенции 1950 года и указал, что к числу существенных нарушений, влекущих отмену приговора суда, следует отнести и нарушения судом международных договоров Российской Федерации в области прав человека, в первую очередь, положений «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» и тогда может и другим адвокатам улыбнется удача как достойный результат за кропотливо и тщательно выполненную работу по защите прав, свобод и законных интересов своих клиентов.


Top